Лукоморье - Равиль Нагимович Бикбаев

— Стреляться будем на десяти шагах,

— Договорились, — нервно буркнул Фаддей и ушел.

Через день Мария Петровна Вяземская прочитал в сети пост Фаддея:

Время поэтов. Золотой век русской поэзии. Серебряный век русской поэзии. Тогда поэт был совестью народа, по крайней мере образованного. С ним считались, ему завидовали, его уважали и легко прощали такие мелкие недостатки как: пьянство; любострастие; дуэли или банальный мордобой и кучу любых долгов кроме карточных. Чем это время закончилось, все знают: сошла на Русь сияющая как фея революция; пошло обновление общества; захотелось социальной справедливости. Но только справедливость была совсем не такая, как о ней мечтали поэты в тиши дворянских усадьб или о чем вслух они надрывно читали в кабаках. Пылают усадьбы, горят в них библиотеки, в небывалом ожесточении режут друг друга венцы творений и цари природы и всё бегут и бегут поэты, подыхать от тоски в эмиграции или получать усиленный паек от новых устроителей общества.

А совесть поэта? Да какая там совесть если жрать охота! К тому же совестью и честью стала партия устроителей. А если уж ты куснул от её пайка и тебя не стошнило, то какой ты поэт? Какая из тебя совесть народа? Встать в строй рифмоплет! Смирно! Равнение налево!

Тогда поэзия задохнулась в угарном чаду пропаганды и коммунальных кухонь, но не умерла. Были и тогда Поэты.

А в Отечественную войну, когда опять решалось быть или не быть стране и народу, во все рост встало Слово Поэта оно летело выстрелом и жгло огнем. Гремели строфы, звали на бой, поднимали в атаки, задыхались озверелым матом в рукопашных, истекали кровью и: Побеждали! Побеждали! Побеждали! Шатаясь от недоедания надрываясь пахало Слово Поэта на износ в тылу, с тревогой ждало весточки от любимых с фронта, бабьим воем голосило на павшими. Было. Помним. Читаем.

Потом ум, честь и совесть разом заменили свободным рынком. Лучше стало? Избитые рекламными слоганами остатки истинных поэтов молча и гордо ушли вымирать в интеллектуальную оппозицию — Интернет. Сайт с порнографией, сайт с поэзией, сайт с советами про жизнь — выбирай! Народ в основном выбирает порнографию со скандалами и сайты продаж всего и за всё. Что ж это его право. Глас народа Глас Божий.

И вот случилось настоящее чудо, у нас в Питере в офисе компании производящей и продающей информационные технологии, зазвучали голоса русских поэтов восемнадцатого века. Слушайте! Это же та самая машина времени о которой пишут фантасты и доказывают ее невозможность ученые. Слушайте они рядом с нами и из восемнадцатого века говорят нам в третье тысячелетие о своей любви и ненависти, шутят и обижаются, мечтают о славе и вечности своих творений. Они живы и говорят нашими голосами.

А я начинаю некоммерческий проект, «Время поэтов» и подписываюсь своим настоящим именем: Петр Александрович Плетнев[133].

Вот так мы дуры и влюбляемся подумала Маша, окончив чтение. Влюбилась, гормоны забушевали, мозги набекрень и понеслась. Жаль, что этот Фаддей такой старый, а то я рассмотрела бы этот вариант. Посмотрела в зеркало, оттуда юная, красивая, цветущая Госпожа Жизнь ей сказала:

— Если рассматриваешь варианты, то это не та любовь от которой сносит голову, твоё от тебя не уйдет, а пока иди-ка поучи антропологию.

Маша вздохнула и отвернулась от зеркала, открыла учебник, открыла словарь. Госпожа Жизнь ей нравилась.

Глава 13

В бассейн фитнес-центра они ходили по утрам. Вера, Наташа и Маша плавали в закрытых спортивных купальниках, Пушкин в мужских плавках-шортах. Александр Сергеевич быстро перестал стеснятся местного общества и своего полуобнаженного вида. Он любил купаться и с огромным удовольствием разглядывал молоденьких девушек отдельно от их компании плавающих на двух крайних дорожках и чьи наряды весьма условно прикрывали их наготу. А еще он бесился, когда атлетически сложенные молодые люди рассматривали его спутниц.

Один молодой красавец из только вошедшей в бассейн компании глядя на неторопливо плывущую брассом Наташу, что-то сказал, судя похабной морде довольно скабрёзное. Пушкин вскипел, подошел к нему и не слова не говоря врезал ему правой под дых, тот загнулся и блеванул на пол. Спутники упавшего атлета только собрались разобраться с нахалом, но услышали, как подошедшая к ним юная девушка сказала:

— Привет милый, — прощебетала Маша обращаясь к рослому красавцу блондину, который отплевавшись уже встал.

Тот с ужасом посмотрел на Машу,

— Мария Петровна, а что вы тут делаете? — обращаясь к шестнадцатилетней девушке, пролепетал он,

— Это ты что тут делаешь? — гадюкой прошипела Маша, — я кажется ясно сказала, что больше видеть тебя не желаю,

— Есть проблемы? — нагло, угрожающе высокомерно спросил рыжеватый тип из их компании, ухмыляясь посоветовал:

— Закройся в туалете детка, а мы пока этого, — тут рыжеватый употребил матерное выражение которые подобные типы употребляют по отношению к смугловатым людям, — а потом как щенка утопим, и …

Договорить он не успел, Пушкин мощным хуком справа заехал ему в челюсть, хрустнули кости лица, перелом, сразу как хирург определила вышедшая из бассейна и подошедшая к ним в мокром купальнике Наталья Николаевна.

— Это Вяземская, — обращаясь к приятелям тихо и испуганное сказал блондин, — ее папа за дочку нас на мелкие куски порежет и лично своим псам скормит, уходим,

— Стоять! — рявкнула Маша, и обращаясь к Наталье Николаевне с оттенком презрения сказала:

— Вот полюбуйтесь, это тот самый красавец Никита, а в их кругу его кличка «Гарольд Прекрасный»,

Красавец Наташу не заинтересовал, а вот рыжий уже отошел от шока, начал выть, трясти сломанной челюстью и щупать лицо руками.

Утренние занятия плаваньем рекомендованные для беременных испорчены, вздохнула, осторожно по лесенке вышедшая из воды, Вера Федоровна. Надо сказать Петру, чтобы он распорядился о смене режима работы бассейна, пока мы тут плаваем, посторонних быть не должно. О том, что совладельцем этого центра является Вяземский, она Пушкиным не говорила.

— Вызовите скорую, — распорядилась Вера Федоровна подошедшему сотруднику центра,

— И принесите аптечку для оказания первой помощи, — дополнила распоряжение накинувшая халат Наташа, и резко обратилась к рыжему:

— Не скули, не умираешь, сейчас кости составлю и зафиксирую, потом месяц морда в гипсе, пинание бульоном через анус, а будешь орать и морду лапать, кости так встанут, что остаток жизни будешь с кривой харей ходить и жрать через жопу.

Рыжий выть перестал, зато заплакал, так ему было больно.

Фыркнула Маша, недовольно