Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

— Нет. Я не знаю, что такое мамонт. Кто это вообще такой?

— Ну, вот и приплыли, — выдохнул я и повернувшись к зеркалу, произнёс. — Выходите уже господа полковники. Поговорим серьёзно. Иначе я разнесу вашу халабуду вдребезги пополам. Дверь открылась и вошёл человек лет пятидесяти одетым в серы костюм без халата.

— Что это вы такой нестерильный? — по-английски спросил я, поглядывая на него с некоторой опаской.

— А зачем? — спросил он радостным голосом и тоже по-английски. — У вас ведь всё уже зарубцевалось. Причём, и рентген показывает положительные результаты на сердце. Вот мы и исследуем вас в нашем центре регенерации в Дейтоне.

— Не слышал про такой центр в это время, — удивился я мысленно. — Когда «первый» жил в Кливленде такой «центр» был, да, но это ведь в две тысячи тридцатом году было, а сейчас девяносто третий. Значит — секретная лаборатория.

— И кто это вам позволил вывезти меня и проводить исследования? Родственники давали разрешение?

— А как же. Жена, мать, отец — все подписали.

— Развяжите меня! — приказал я. — И поговорим. Ничего не дадут вам ваши обследования.

Потом посмотрел на профессора и добавил:

— Ничего, что вас бы продвинуло в технологиях регенерации.

— Ну-у-у… Мы не только ею интересуемся.

Я вздохнул и оглядел помещение.

— Это дорогое оборудование? — спросил я.

— Дорогое, — кивнул головой профессор.

— Вы сильно станете горевать если оно сгорит?

Профессор посмотрел на меня, поиграл туда-сюда губами.

— Очень сильно. Это, видите ли, частная лаборатория.

— Тогда мне вас повторно просить или продемонстрировать свою силу? Поверьте, моя демонстрация ничего не даст вам, кроме убытков. Может быть и вам не удастся выбраться из того хаоса, что начнётся через минуту.

— А вы?

— И я сгорю. Но я сразу воскресну, а вы нет. Хотите испытать судьбу.

Я, действительно, был готов пожертвовать этим телом.

— Дурак что ли? — спросил меня Флибер. — Богом себя возомнил? Иисусом Христом? Вызови ботов и они разнесут тут всё, как ты сказал. Вооружённых ботов. В параллельном мире я их вооружу и они тут будут уже через секунду. И челнок уже висит над крышей этого здания. Они захватят здание выведут тебя наружу за десять минут. Здесь и военных-то нет. Так, пара охранников.

— Э-э-э, всё-таки, — профессор мельком посмотрел на потолочную систему пожаротушения, — я хотел бы посмотреть на ваши возможности.

— Мне очень жаль, профессор, но я не хочу оставлять вас в живых. Вы поступаете не гуманно, а значит получите той же монетой.

После моих слов прошло три секунды и в лаборатории из воздуха материализовались четверо экипированных, закамуфлированных и вооружённых короткоствольным автоматическим оружием бойцов. Они спокойно уложили профессора и «красавиц» лицом в пол и ввели им с помощью автоматического инъектора какие-то препараты.

— Полагаю, им лучше спать, когда здесь всё взорвётся, — подумал я, поднимаясь с ложа и растирая ноги и руки.

Мы вышли. Ботов было много. Они поднимались с нижнего этажа и стояли на лестницах, ведущих наверх.

Взорвать это здание, полное людей? Да легко! Жалко их? Нисколько! Это не наши люди. За своих я глотку перегрызу! Хм! А я сам не «свои»? Вот-вот! Защити себя сам, как говорится. Здание имело пять этажей. С крыши я шагнул в серый туман, высветивший для меня вход. Боты остались, но я знал, что они скоро исчезнут. Спроецировав себе иллюминатор снизу, я отдал мысленный приказ. Внизу вспыхнуло совсем не ярко и здание осыпалось вовнутрь себя. Звуков слышно не было.

— Да-а-а… С тобой значительно проще решать насущные проблемы.

— Да-а-а… Второй забыл об этом и наделал себе проблем. Да и не только себе. Те миры постепенно совсем закроются от него.

— Да, всё равно, — скривившись, ответил я, думая совершенно о другом. — Это не тот ли центр регенерации, что приютил германских исследователей оккультизма «Аненербе»?

Флибера об этом спрашивать было бесполезно, да память «предков» тоже ничего не дала. Даже в позднее время, когда этот центр существовал, открытые источники информацией о нём не обладали, и, видимо не горели желанием обладать. Ни одной фамилии или имени исследователей в средствах массовой информации. Хм! Интересненько…

Глава 19

Понятно, что никто из моих родственников никаких разрешений для моей транспортировки в Соединённые Штаты аж-таки Америки не давал. Жена была сильно удивлена и ещё сильнее обрадована, когда я появился в нашей четырёхкомнатной квартире. Через дверь появился, а не из воздуха, да. Не позвонив, а открыв дверь своим ключом. У нас так было заведено. Они могли спать с сыном, или она могла спать, а сын мотаться на улице.

Здесь на Второй Речке в эти годы «держал мазу» воровской авторитет Юра Трифонов. Из бывших сидельцев, ставленник московских воров и противник Комсомольского Джема. С ним у меня отношения не задались, так как бизнеса у меня в этом районе не было, зато были отношения с неким Олегом Ерилиным по кличке «Солнышко», спортсменом-каратистом, «державшим» этот район, бывшим учеником Сергея Степанского, у которого в этом мире тренировался и я. Поэтому мой Серёжка был в относительной безопасности. Солнышко на районе, хе-хе, «котировался», хоть и не бандитствовал. Да и охрана у нас на районе была такая, что чужие там силы не имели, а свои сильно хулиганить опасались. У нас была наша Организованная «непреступная» группировка.

День был во Владивостоке, когда я прибыл. Сутки я потратил на урегулирование вопроса, кто будет хозяйничать в моём «крайнем» мире? Оказалось, что «тот» я, что остался вместо меня, очень даже неплохо справляется с намеченными мной задачами и не против их продолжать. Копия моей матрицы позволяла ему и заниматься лечением, и управлять своим тонким телом и телами окружающих граждан, если понадобится. Фактически он стал моей копией, так как его матрица истончилась донельзя, а потому впитала мою сущность. Ту мою сущность, что была у меня до ухода на поиски Флибера. Сейчас она стала совсем иной.

Ко мне пришли не просто знания, а понимание сущности бытия. Поэтому я так легко расправился с лабораторией, ставящей опыты над людьми. Я помнил, что и германцы в сороковых годах, и американцы в позднее время не стеснялись «работать» с человеческим материалом, используя или военнопленных, или преступников, заключённых в тюрьмы. Не было в них гуманизма. Поэтому, мне не кого было