Пистоль и шпага - Анатолий Федорович Дроздов

армии из лекарей. К тому же подпоручик и егерь. Что с ним?

– После этого случая он уехал вместе с Виллие в Петербург по именному повелению. Зачем, мой приятель не знает, но сражение еще шло. А вот дальше забавно, – лекарь улыбнулся. – Этот поспешный отъезд уберег подпоручика от больших неприятностей. Очнувшийся Багратион крепко ругал его и даже пообещал при встрече оторвать голову.

– За что?

– Подпоручик опоил его настойкой лауданума, вследствие чего князь уснул и очнулся только на следующий день. К тому времени битва завершилась, наша армия отступила, а Багратиона везли в Москву. Но уже не командующим Второй армией, поскольку на его место Кутузов назначил Дохтурова. Понятно, что это не обрадовало князя. Приятель пишет, что все лекари гадают: опоил ли подпоручик князя настойкой случайно или же не рассчитал дозу?

– Он не мог ошибиться, – покачала головой Груша.

– Вот и я так думаю, – согласился начальник лазарета. – Приятель придерживается похожего мнения, более того, хвалит подпоручика, считая его спасителем Багратиона. Не случись так, князь непременно продолжил бы командовать армией и неизбежно умер: ранение у него тяжкое. Сломано ребро, контузия внутренних органов. В таких случаях раненым предписывают строгий покой. Вам понравилась история?

– Благодарю, Карл Фридрихович! – сказала Груша. – Вы необыкновенно порадовали меня. Платон Сергеевич жив и находится в безопасности. Не знаю, зачем его отправили в Петербург, но там нет войны.

– Соглашусь, – кивнул начальник лазарета. – Только ваш знакомец впал в немилость к Багратиону. Это может плохо сказаться на его карьере. Князь горяч и обидчив.

– Попрошу мама́ написать Петру Ивановичу, – сказала Груша. – Она с ним в добрых отношениях. Часом не знаете, где сейчас князь?

– Говорят, его повезли во Владимирскую губернию, в имение князя Бориса Андреевича Голицына. Полагаю, что там оно всем известно, и письмо попадет по нужному адресу. Да и прибытие такого человека, как князь Багратион, не останется без внимания.

– Еще раз благодарю, Карл Фридрихович! – сказала Груша, вставая. Лекарь вскочил следом. – А теперь, с вашего разрешения, уйду. Хочу сообщить свежие вести мама́. Не нужно меня провожать, – добавила, заметив, что хозяин кабинета вышел из-за стола.

– До свидания, Аграфена Юрьевна! – поклонился лекарь.

После того как гостья ушла, он подошел к окну и, отодвинув портьеру, наблюдал, как молодая графиня села в подъехавший к крыльцу экипаж, после чего тот спешно покатил по улице. «Эх, молодость, молодость! – подумал лекарь, отходя от окна. – Чувства кипят. Интересно глянуть на этого подпоручика. Чем он прельстил такого ангела, как Аграфена Юрьевна? Она же настоящее сокровище. Ей штаб-офицеры внимание оказывают, двое уже предложили руку и сердце, а она им отказала, хотя люди достойные и с состоянием. Интересно, знает ли о том старая графиня? А ежели знает, то как отнеслась?»

Вздохнув, начальник лазарета вернулся за стол и придвинул к себе стопку бумаг. Предстоящее прибытие большой партии раненых требовало хлопот.

* * *

Перед вечером у Анны мы с Виллие нанесли визит царю, где я повторил утреннюю процедуру, убедившись, с мозолями императора придется повозиться – воздействию ванны с поташом и компресса они почти не поддались. Опустив ноги в таз с горячей водой, Александр предложил нам сесть, а затем сказал:

– А теперь, Платон Сергеевич, готов выслушать ваш рассказ о сражении под Бородино. Говорите прямо, ничего не утаивая. Мне важно знать.

Я рассказал. О том, как отбили флеши, как их обороняли и как сошлись в рукопашной с французами. О нападении польских улан и ранении Багратиона тоже не забыл. Царь слушал, не перебивая, и в его глазах я видел огонь. Не ожидал. Хотя… Из трудов историков я знал, что Александр жаждал славы полководца, оттого и рвался командовать войсками. Из армии в начале Отечественной войны его удалили с трудом: самые авторитетные люди в империи обратились к царю с письмом, попросив заняться делами государства. Дескать, это важнее для Отечества. Александр, скрепя сердце, согласился.

– Жаль, что меня не было там! – сказал царь, когда я смолк.

– Хорошо, что не было! – не сдержался я.

Он глянул на меня изумленно.

– Под Бородино мы потеряли Барклая де Толли, – поспешил я. – Тяжело ранен князь Багратион. Что случилось бы с Россией, доведись вам, государь, получить в сражении тяжкую или, не приведи Господь, смертельную рану? Кто бы провел нас через бурю, налетевшую на Отечество? Ваше ранение или смерть стали бы подарком для Бонапарта.

А командование армией – тем более. Но об этом я благоразумно промолчал.

– К сожалению, это так, Платон Сергеевич, – вздохнул царь. – Мои сановники такое тоже твердят. Только это заставляет меня оставаться в Петербурге, хотя сердце мое – там, на полях сражений.

Позер…

– Полагаю, у вас, государь, будет возможность увидеть, как бегут супостаты от вашей карающей длани. Причем, скоро.

– Вот как? – он с интересом глянул на меня. – Странно это слышать сейчас, когда мы сдали неприятелю Москву. Что, кстати, вы об том думаете?

– Тяжкий, но необходимый шаг.

– Странно, – удивился он. – Вы первый офицер, который такое говорит. Другие возмущены, что Москву сдали без боя, и, чего греха таить, ругают Кутузова.

– Светлейший князь поступил верно.

– Объясните! – потребовал он.

– Под Бородино наша армия понесла огромные потери. Убиты или ранены лучшие русские генералы. Неприятель же пока силен. Дай Кутузов ему сражение под Москвой, и мы лишились бы и столицы, и армии. Теперь же она отдохнет, приведет себя в порядок, пополнится резервами, и с новой силой навалится на врага.

– Бонапарта не просто выгнать из Москвы, – вздохнул царь.

– Сам уйдет.

– Хм! – он с любопытством посмотрел на меня. – Уверены?

– А куда ему деваться? Мира, который он жаждет заключить, не будет. (Царь кивнул.) Москва, насколько знаю, оставлена жителями. («И сгорела», – едва не добавил я, но вовремя спохватился. Пожара в городе могло не случиться.) Провианта там мало, другой взять затруднительно – вокруг города наши войска. К тому же у Бонапарта скоро не останется армии.

– Куда же она денется? – удивился царь.

– Разложится. Французы шли грабить – им обещали славу и богатство. До последнего они дорвались. Пьют, веселятся, уничтожая захваченный провиант и набивая ранцы ценностями[52]. Это уже не солдаты. Если прежде они храбро стояли под огнем и шли в атаки, то теперь не захотят умирать. Грабителю важно сохранить добычу.

– Любопытный вывод, – поднял бровь Александр. – Мне о таком еще не говорили.

– Платон Сергеевич служил в армии Бонапарта, – подключился Виллие. – Хорошо знает французов.

И вот кто тянул тебя за язык?!

– Это так? – Александр посмотрел на меня. По его глазам я понял, что для царя это не новость. Ладно, подыграем.

– Да, ваше императорское