Лабух - Иван Валерьевич Оченков

Чего надо? — смачно зевнул в ответ парень.

— Володька, помнишь, ты в кладовке много всякой музыки нашел?

— Нет.

— Как это, нет⁈

— Доброе утро, молодой человек! — отодвинул я в сторону посредника.

— Привет.

— Закуривай, — протянул ему папиросы.

— Спасибо, — оживился пацан и аккуратно вытащил одну из пачки.

— А можно мне тоже? — протянул руку Мишка.

— Молодо выглядишь!

— Ну, дядь Коль!

— Ладно, не канючь!

— Ну, как вообще жизнь? — поинтересовался я, дождавшись, когда юные собеседники затянутся дымом.

— Нормально. А вы что же не курите?

— Не люблю.

— Понятно. Мне мама тоже не разрешала. А отец курил…

— Где они?

— Не знаю. Пропали во время войны.

— Инструменты от них остались?

— Ага. Папаша хотел оркестр собрать, но не успел…

— Бывает… послушай, Володя, мне очень нужен аккордеон. У тебя есть?

— Есть. Но я его не продам. Память о родителях.

— Это правильно! А как вообще, инструмент хороший?

— Наверное.

— Дашь попробовать поиграть?

— Пойдёмте, — неожиданно согласился юноша и через минуту вынес футляр, при одном взгляде на который у меня загорелись глаза.

«HOHNER» — фирма, что называется, солидная.

Растянув меха, попробовал наиграть что-нибудь эдакое, но получилось откровенно неважно. Я — разучился, а Семенов никогда и не умел…

— Видал! — пихнул хозяина аккордеона Мишка.

Ну, да, для него и это за гранью… Но Вовка, видимо, понимал в музыке чуть больше, а потому лишь флегматично пожал плечами. Мол, видали мы карликов и покрупнее!

— Давно не играл, — пришлось честно признаться. — Нужна практика, а у меня инструмента нет.

— Все равно не продам!

— Тогда давай меняться.

— На что?

— На что хочешь!

— Не знаю…

— Хочешь, часы?

— А какие?

Прикупленные ещё осенью карманные часы говоря, по совести, безбожно врали, но других пока что не попадалось. Но глаза у паренька загорелись.

— На вот, послушай, тикают!

— Ага, — расплылся в улыбке Володя. — У папеньки такие были…

Если честно, мне было немного стыдно. Но, как ни крути, инструмент мне нужен, а у парня его всё равно кто-нибудь отберёт. А тут вроде даже и насилия нет.

— Это тебе в придачу! — добавил прихваченные с собой папиросы и вопрос решился.

— Дядя Коля, зря ты ему котлы отдал! — задумчиво заметил на обратном пути Мишка. — Всё одно или сломает, или потеряет…

— Или прохиндеи вроде тебя отберут!

— Не, — пошёл в отказ юный гешефтмахер. — Я если только выменяю.

— Пошли уже!

Пока мы занимались торговой операцией, город стал потихоньку просыпаться. Улицы заполнились людьми. Открылись лавки, магазины и, конечно же, трактиры. От одного из них донёсся просто умопомрачительный запах пирожков с ливером, и мы сразу же вспомнили о том, что пропустили завтрак.

— Шамать хоца, — громко сглотнул слюну Мишка.

— Ну их к чё рту. Никогда не угадаешь, что они могли использовать для начинки .

— Собака, что ж ещё?

— Это если хороший вариант.

— А что плохой?

— Поверь, мой юный друг, есть вещи, которые лучше не знать. Пойдём лучше ситного купим.

— Он же дорогой! — выпучил глаза мальчишка.

— Но при его изготовлении, по крайней мере, обошлись без невинно убиенных котиков!

Наше возвращение домой не прошло незамеченным. Мишку тут же арестовала тетка, а меня перехватила Ешевская.

— Николай, вы не могли бы пройти в мою комнату?

— С удовольствием. Вот только чайник поставлю…

— Нет нужды. У нас всё готово.

В обители соседки оказалось неожиданно уютно. На накрытом чистой скатертью столе стояло блюдо с какими-то пышками и несколько фарфоровых чашек с блюдцами. Мне тоже подали одну, после чего терпеливо дожидались, пока я напьюсь.

До сих пор мне приходилось видеть Машу только в концертных нарядах. То есть, длинных платьях из дорогой ткани. С красиво уложенной причёской и тем, что впоследствии назовут макияжем. Но сейчас, в какой-то домашней кофточке и без накрашенных, как у Веры Холодной глаз, она выглядела гораздо привлекательнее. По крайней мере, для меня.

— Вы купили аккордеон? — первой нарушила молчание Ешевская. — Не знала, что вы можете играть и на нём.

— Я и сам не знал. А тут попробовал и получилось. Почему-бы не взять?

— Николай Афанасьевич шутит, — мягко улыбнулась Мария.

— По крайней мере, после моих шуток никто никому не бьёт морду!

— Кажется, я должна извиниться перед вами, — порозовела Куницына.

— За что же? — удивилась хозяйка комнаты. — Разве вступиться за женщину не есть долг каждого порядочного мужчины!

— Ладно, проехали, — отмахнулся я, чтобы не заострять внимания, на том, что неприличные предложения поступают кабацким певицам с завидной регулярностью. — Давайте обсудим более насущные проблемы.

Итак, на данный момент, мы оба остались без работы. Имеющихся накоплений на какое-то время хватит, но явно ненадолго. Поэтому, нужно как можно скорее определиться с планом дальнейших действий.

— Что вы предлагаете?

— Здесь нам работать всё равно не дадут, да и чёрт с ним! Так что, самым разумным будет как можно скорее перебираться в Москву и покорять тамошнюю публику.

— Согласна. — Кивнула Маша. — У меня остались кое-какие связи, так что полагаю, за площадкой для выступлений дело не станет. Остальное, как вы частенько говорите — дело техники.

— Вот-вот, — кивнул я. — Именно поэтому, нам нужно как можно скорее начинать репетировать. Мы давно не работали вместе, поэтому наш дуэт будет не слишком хорош даже для провинциального Спасова, что уж говорить о столице.

— Вы, разумеется, правы. Но мне показалось, что это не всё, о чём вы хотели сказать…

— Точно. Прежде чем мы с вами начнем работать, объясните мне, отчего вы отвергли ухаживания Рокотова? Он человек состоятельный, солидный…

— Николай! — вспыхнула Ешевская. — Как вам не совестно спрашивать такие вещи у барышни? В конце концов, это, по меньшей мере, неприлично!

— Нет-нет, Нелли Владимировна, я отвечу. Видите ли, мне хорошо известно, каков Пётр Михайлович в обычной жизни. За его внешне любезной и даже щедрой личиной прячется самый настоящий тиран и сластолюбец. Поэтому, несмотря на своё довольно-таки бедственное положение, я не видела никакой возможности жить с ним.

— Я так понимаю, «чувства» проснулись в Рокотове не так давно?