Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков

пушек. С тех пор каждую ночь вплоть до наступления утра по двести воинов-азабов со своими белюкбаши и чавушами[Командиры в турецком войске несут дозорную и караульную службу. И эта стража, оснащенная барабанами и рожками, постоянно выкликает: «Не дремлет стража внутри крепости», а от бойниц провозглашает: «Аллах един!» показывая, что Синопская крепость готова к бою.

— Ты когда там был в последний раз?

— Месяц назад.

— Можешь припомнить, сколько там было войск? Капакули — с огневым боем? Азабы, как и в Кафе — только с луками и ятаганами? Сколько их всего в крепости разом соберется?

— Думаю, большого войска там вовсе нет. Кого могли, увели для походов против ляхов и Азова.

— Тогда и думать нечего. Пойдем напрямик туда. Ты, Коста, продумай, чтобы в ночи к Синопе выйти. А там уж дело наше! Стены там не выше Кафинских?

— Пожалуй, и ниже.

— Тем лучше. Мы ими запаслись в избытке — два десятка наготовили. На всех хватит! Выйдем на берег, подожжем какие сараи или дома и учнем из ружей палить без перерыву по бойницам и туркам на стенах, а кто ловчей в рукопашной, вверх полезут! Одолеем супостата! Кораблей захватим и царю-батюшке приведем, добычи всякой. Опять же освободим православных от полона! Сколько их там, как думаешь, Коста?

— В Синопе во всяком доме не по одному рабу. Самое малое несколько тысяч.

— Вот! А в Анапе что, там разве черкесов продают бусурманам. Но ничего, и до них доберемся!

— Славная выйдет драка! Чур, мои молодцы первые на приступ пойдут, как и уговаривались! — с загоревшимися от азарта глазами воскликнул Мишка Татаринов, рубанув ладонью по воздуху и едва не заехав по носу соседу.

— Тише ты, буян. Задор свой лучше для врагов прибереги, — угомонил его Федор. — Все решено. Стало быть, идём на Синоп!

Глава 11

— Кирие архигос мойрас[34] кавалер Панин, — почтительно обратился к полковнику Иерсмуза, не забывая поминутно отвешивать подобострастные поклоны. — Снизойди до ничтожнейшего из твоих слуг, выслушай его нижайшую просьбу.

Дворянин уже не в первый раз слышал от грека такое пышное обращение. Слова многоопытный и хитрый грек подобрал, как ему казалось, благозвучные для русского слуха. Кирие на их языке означает господин, а архигос мойрас — глава или предводитель эскадры, что весьма точно определяло статус самого Панина. Решив, что русскому военачальнику пришлось такое именование по сердцу, кормщик при подходящих случаях использовал его, чтобы добиться внимания и расположения своего начальника.

— Говори, Коста. — устало вздохнул Федор, радуясь про себя, что никто с легкой руки государя, не зовет его «соленым полковником».

— Чтобы привести твои корабли до Синопа в срок и ошвартовать их в ночи без ущерба, мне нужны мои матросы, — сообщил кормщик. — Дозволь забрать их на борт.

— Что же ты раньше молчал? — едва не вскипел Панин. — Немедля тащи их сюда!

— Благодарю тебя, кирие… — расплылся в угодливой улыбке грек, но тут же замолк, наткнувшись на тяжелый взгляд стольника.

— Только помни, — проникновенно добавил Федя. — За каждого из них ты — ответчик! И если хоть один сбежит или еще как оплошает, спрошу с тебя! А уж если вред причинит….

— Как можно? — делано оскорбился грек. — Мы греки — люди честные, и если вы нам не доверяете, мы можем хоть сейчас…

— Нет, брат, — жестко усмехнулся стольник. — Попала собака в колесо, скули, да беги. Теперь мы с тобой одной ниточкой повязаны. Уразумел?

— Понимаю, — судорожно сглотнул Коста.

— Вот и славно. Поэтому, если что надо, говори прямо сейчас. Ни перед отходом, ни в море, а теперь!

— Да, господин. Кроме того, что я уже сказал, ничего не нужно!

— Вот и славно.

— Только один вопрос. Какое жалованье я могу пообещать своим людям?

— Сто акче, — заявил Панин, после чего немного подумав, добавил, — и половинную от казака или ратника долю добычи.

— Это щедрое предложение, кирие архигос. В таком случае, не от желающих отбоя не будет. Не в обиду будь сказано, но с тех пор как ваш великий государь взял Кафу, у нас — христиан не было никаких прибытков одни расходы. Нет-нет, я не жалуюсь, но… сколько людей можно набрать?

— Бери всех что есть. Если в Синопе и впрямь столько кораблей, как ты рассказывал, нам понадобится много людей, чтобы привести их сюда.

— Будьте покойны, мой господин, при таких условиях люди найдутся. Заработок всем нужен, ведь нас море не только кормит, но и одевает, и обувает…

— Все, хорош! — прервал его уставший от потока восточных словес Федор, — времени в обрез, поспеши, сам говорил, что отплывать надо через час — не позже.

— Уже бегу! — еще раз поклонился грек и, будто молодой, со всех ног кинулся в порт.

С той поры минуло почти два дня. Эскадра Панина поначалу шедшая вдоль берегов Тавриды на запад, достигнув мыса Сарыч повернула на юг. Сам Федор, отоспался вдосталь и теперь, стоя на корме своей флагманской галеры, изо всех сил вглядывался во тьму горизонта, в надежде разглядеть хоть что-то посреди черноты южной многозвездной ночи.

— Кирие архигос, видишь огонек? — уверенно и спокойно негромко сказал стоящий у штурвала Иерсмуза, указывая рукой вперед, — это маяк Синопа.

— Ни зги, — досадливо сплюнул Федор, чертыхнувшись про себя.

Спустя минуту, наведя подаренную царем подзорную трубу, он все же сумел рассмотреть крохотную светящуюся точку в черно-звездной дали.

— Как ты смог его приметить? — Панин никогда не жаловался на остроту своего зрения. Его в последнее время старые знакомцы-татары из хоругви Михальского даже начали уважительно именовать — Мэргэн за исключительную меткость. А тут выходит, сплоховал и уступил немолодому греку. Досадно.

— На то я и кормщик, кирие, чтобы видеть в море и свет маяков, и скалы, и мели.

— Тоже верно.

— Ветер зашел к северу и посвежел, стало быть, до берега надо идти под парусами, а когда повернем у оконечности мыса на запад, в бухту, придется налечь на