Товарищ мэр - Руслан Муха

я его. — А во-вторых, пройдёмте в мой кабинет. Разговор будем, разумеется, вести наедине.

Я развернулся и пошёл к дому, не оборачиваясь. Тяжёлые шаги и злобное пыхтение Кобылянского слышались позади.

В холле меня встретила обрадованная Галина Степановна, но, увидев перекошенное злобой лицо Кобылянского, отступила на шаг и резко побледнела.

— Галина Степановна, скоро подъедет Кристина Игоревна. Попросите её подождать, — спокойно сказал я, снимая пиджак.

После непринужденным жестом пригласил Кобылянского следовать за мной.

Я вошел в кабинет, придержал дверь, дожидаясь, когда Кобылянский, бросая на меня сердитые взгляды, проследует внутрь. Пока он грузно усаживался в кресло, я достал блокнот и телефон, положил их в центр стола, а после сел сам, сложив руки перед собой.

— Ну, Павел, давайте только без эмоций, — начал я, глядя ему прямо в глаза. — Ваш сын жив-здоров и находится в безопасности. Никто его не похищал. Но прежде чем мы перейдем к деталям, хочу кое-что вам показать.

Я взял со стола телефон, включил видео и повернул экран к Кобылянскому. На записи было чётко видно, как его сын передаёт кому-то кто за кадром небольшой пакетик с белым порошком. Кобылянского замер, его лицо из багрового стало землисто-серым.

Сначала на его лице появилось недоумение, будто он увидел нечто совершенно невозможное. Затем брови медленно поползли вверх, губы искривились в гримасе отрицания он отстранился от телефона, как от чего-то крайне мерзкого.

Но когда взгляд его скользнул с экрана на моё спокойное лицо, всё сменилось. Недоумение испарилось, уступив место ярости.

— Шантажировать меня вздумал? — зашипел он, вскакивая с места. Лицо его налилось кровью, а пальцы сжались в трясущиеся кулаки.

— Отнюдь, — холодно, с лёгкой небрежностью в голосе ответил я. — Шантажировать я тебя не собираюсь. Это видео — моё одолжение тебе. Так сказать, для ознакомления с реальным положением дел.

— Сын мой где? — зло спросил он, игнорируя мои слова.

— Ты присядь, успокойся, выдохни, — я указал взглядом на кресло. — А после уже поговорим.

— ГДЕ? МОЙ? СЫН⁈ — Кобылянский ударил кулаком по столешнице, и тяжёлый дубовый стол содрогнулся. Его лицо исказилось гримасой ярости, но при этом в глазах полыхала паника.

— Он в наркологии, — тихо, с нажимом ответил я. — В полнейшей безопасности. А теперь сядь и успокойся.

Кобылянский буквально рухнул в кресло, словно у него из-под ног выдернули опору. Всё напускное высокомерие и ярость разом покинули его, оставив на лице лишь усталость. Он провёл рукой по лицу, и когда заговорил снова, в его голосе не осталось и следа прежнего гнева, только недоумение.

— Зачем это всё?.. — тихо спросил он.

— Антон был моим другом, и он мне тоже не безразличен, — твёрдо ответил я. — Твои методы его «перевоспитания» — выгнать из дома, устроить на синекуру и надеяться, что он сам одумается, — как видишь, не работают. Они его толкают глубже на дно.

Я отодвинул телефон с видео. Кобылянский сердито поджал губы, отвел глаза. По морде видно, что хотел сказать что-то резкое, но сейчас он был не в том положении. Он довольно долго молчал. Было видно, как внутри него борются гордость, отцовские чувства и трезвый расчёт.

— То есть, — нехорошо усмехнулся Кобылянский, — ты мне, типа, одолжение сделал, и я должен теперь из великой благодарности начать плясать под твою дудку?

— Одолжение, да, можно сказать и так. Но не столько тебе, сколько Антону, — поправил я его. — Тут к гадалке не ходи, что бы с ним случилось дальше, если бы это всё продолжилось. Передоз, тюрьма, или бы встрял в разборки со своими барыгами. Ты и сам это понимаешь. А насчёт «плясать под дудку»… Нет. Мои предложения остаются прежними. Мы сотрудничаем, ищем компромиссы, работаем честно и по закону. То есть совместно трудимся на благо города.

— И откуда ты такой честный вдруг вылез? — уткнув взгляд в стол, спросил Кобылянский, хотя вопрос ответа явно не требовал.

— Телефон можешь забрать, — сказал я, протягивая ему устройство. — Эта видеозапись в единственном экземпляре, здесь можешь не переживать. Хочешь — избавься от телефона, хочешь — удали видео, а хочешь — оставь на память и пересматривай. Твое личное дело.

Кобылянский несколько секунд сверлил меня суровым взглядом, затем быстрым движением схватил телефон со стола и сунул во внутренний карман пиджака.

— Есть у меня для тебя ещё кое-что, — я медленно подвинул к нему по столу блокнот.

Кобылянский положил ладонь на блокнот, вопросительно вскинув брови:

— Что там?

— Это подарок от Антона городу, — пояснил я. — Имена, номера телефонов поставщиков, точки сбыта. Эта информация может помочь вычистить всех наркодельцов из города. И здесь, как ты понимаешь, наши с тобой интересы пересекаются.

Кобылянский нахмурился, непонимающе дернул головой.

— Даю тебе возможность сделать доброе дело и помочь избавиться городу от этой погани. А заодно и лишить Антона снова ступить на эту кривую дорожку. Я осведомлен, что с полицией у тебя контакт налажен. Действуй.

— Кто бы мог подумать, — он усмехнулся на одну сторону, покачал головой. — Вот тебе и дурачок, вот тебе и марионетка.

Он как-то нервно гоготнул и вдруг озадаченно уставился на меня. А подумав, сказал:

— Что ж, хорошо, от садика я откажусь. Будет тебе мой ответный подарок за твое одолжения. Я в должниках ходить не привык. Но ты там что-то говорил про компромиссы.

Я мысленно усмехнулся, но внешне же остался собран и холоден.

— Есть у нас в муниципальной собственности три объекта, которые подходят под твои запросы по площади и расположению. Но сразу предупреждаю, это действительно аварийные объекты, по сути, под снос.

Кобылянский едва заметно скривился. Какое-то время сидел, явно пытаясь найти компромисс между жадностью и обстоятельствами, а затем, нахмурившись, нехотя кивнул.

— Ладно. Показывай свои развалины.

Я же взял айфонку, набрал Гену.

Тот мгновенно взял трубку и, плохо скрывая тревогу в голосе, протараторил:

— Чё там? Всё нормально? Подняться?

— Кристина Игоревна уже приехала? — проигнорировал я его вопрос.

— Да, вот только что зашла.

— Пусть возьмёт папку с объектами, которые мы сегодня готовили, и поднимется ко мне в кабинет.

Через минуту со стороны лестницы послышался уверенный ритмичный цокот каблучков, а затем в дверь деликатно, но при этом твердо постучали.

— Войдите, — сказал я.

Кристина вошла в кабинет, бросила короткий, оценивающий, заинтересованный взгляд на Кобылянского, а затем мы встретились глазами. В уголках её губ читалась сдержанная улыбка.

— Добрый вечер, — её голос был ровным и собранным, как всегда. Она протянула мне папку и осторожно встала позади моего кресла, замерев в ожидающей позе.

Я открыл папку и разложил перед Кобылянским фотографии и технические заключения.

— Если готов вкладываться, — сказал я, —