Японская война 1904. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

Я сглотнул. С другой стороны, если я наболтал про какие-нибудь си-лучи, то пусть наши враги и союзники потратят время и силы, пытаясь создать что-то подобное. И если все только этим и закончилось, то даже не страшно.

— А потом люди увидели, что вы не из мрамора, что вы такой же обычный человек, как и они сами, и начали задавать вопросы… — продолжил Огинский.

А я понял, почему со мной сегодня начали здороваться. Значит, не из мрамора… Может, я все-таки слишком много думал о репутации?

— Какие вопросы? — неожиданно осенило меня.

— Про старые сражения, про тактику, про службу…

— И что я сказал? — в животе заныло.

— Ну, мне понравилось присказка про то, что в армии нет плохого настроения, а только кросс и построения. А еще к вам пытался пролезть с вопросами какой-то журналист, не слышал, что он сказал, но вы ответили, что… Границы России заканчиваются только там, где остановились ее броневики, и не метром раньше.

— Еще?

— Еще кто-то из штабистов допытывался, нужно ли копать столько окопов, если их все равно так быстро берут. Пока только мы, но ведь и другие научатся.

— А я?

— А вы сказали, что лично проследите, чтобы все, кто не копают, были обязательно посмертно награждены орденом сутулого.

Не знаю из каких глубин памяти полезли все эти премудрости, но вроде бы не так уж и плохо. Огинский вон улыбается, случайные офицеры приняли нормально. Неожиданно взгляд зацепился за часы — уже было почти десять. Чуть не схватившись за голову, я бросился в вагон связистов. Неужели опоздал⁈

Но уже на входе меня перехватил Чернов.

— Ваше превосходительство, — вытянулся он. — Если вы про утреннее сообщение, то я взял на себя смелость сам его отправить. Все, как и обычно: в Корее хорошая погода.

Я выдохнул. Повезло… А в другой раз может и не повезти — в общем, до конца войны больше никакой выпивки, даже по особым поводам. Я вспомнил, за что именно мы чокались с Лондоном, и на лице появилась невольная улыбка.

* * *

Всю следующую неделю я смог посвятить работе со своими офицерами. С утра до вечера разбирали каждый эпизод последних сражений, что-то сразу переигрывали, иногда в теории, иногда даже на практике. Параллельно шли работы по восстановлению Дальнего и Порт-Артура — ими занимался Алексеев. И Инкоу — здесь уже все процессы взяли на себя Мелехов и неожиданно Шереметев. Так уж вышло, что изначально Степан Сергеевич держался подальше от хозяйственных дел, но чем дальше, тем больше он понимал, сколько пользы крепкий тыл и хозяйство дают армии. И вот созрел, чтобы начать расти над собой.

Уважаю.

Я поправил мундир, накинул сверху шинель, в которой разъезжал уже месяц, с самого начала холодов, а потом собрался было выбираться в сторону мастерских, где мне обещали показать четвертый прототип нового броневика… И тут в комнату ворвался Ванновский, потрясая сжатым в руке листом бумаги. Телеграфный шрифт было видно сразу, так что я мгновенно понял, откуда ветер.

— Витте?

— Витте. Они, наконец, согласовали место для проведения переговоров, и сегодня утром Сергей Юльевич выехал в Ханой. Со стороны Японии будет князь Ито, он тоже уже должен был отправиться.

— Значит… — я на мгновение прикрыл глаза, прикидывая, точно ли все учел. — Время начинать.

Мы вместе с Ванновским дошли до телеграфа и впервые за все время отправили на восток новый сигнал. «Время для чая 14:00». И теперь все зависело от Александра Александровича.

Глава 16

Александр Александрович Хорунженков потер нижнюю часть спины, плавно переходящую в ноги.

— Я слишком стар, чтобы столько ездить верхом, — простонал он, почувствовав, как кровь снова разливается по затекшему телу.

Второй день в пути, еще и этой ночью поспать не получилось. Всё переходы, и до рассвета еще нужно пройти около пяти километров.

— Зато сколько мы успели, — возразил ему полковник Ким.

Пока еще полковник… Потому что если их план сработает, то его взлет будет мгновенным и очень ярким, если же нет — от них не оставят и следа.

— Как думаете, а как давно наш вполне обычный рейд по дальним тылам превратился в такое? — спросил Хорунженков у своего спутника.

— Думаю… Я очень много над этим думал, — Ким на мгновение закусил губу. — И мне кажется, что у генерала появились эти мысли еще тогда, когда мы впервые пришли записываться во 2-й Сибирский.

— Группа «Зорге» вполне показала себя и в рядах армии, — напомнил Хорунжеков. — Если бы основные силы японцев ушли в Корею, то уже не Янь Сюню, а вам могла бы достаться слава лучшего диверсионного отряда.

— Я не так выразился, — покачал головой Ким. — Да, мы могли бы показать себя и как часть большой армии, но в то же время… Генерал точно учитывал, что нам, возможно, придется действовать и самостоятельно.

Дальше им пришлось прерваться на переправу через Тэдонган. Несмотря на то, что лодки были подготовлены передовыми отрядами еще со вчерашнего вечера, все равно в темноте это было непросто. Еще и леса, холод… В глубине души Хорунженков опасался, что корейцы могут просто растеряться, но нет. Они выехали на южную окраину Согёна, и к ним один за другим начали подтягиваться гонцы от подходящих с других направлений отрядов. Из города сообщения передавали с помощью зеркал. Первая группа у почты, вторая у телеграфа, третья у редакций газет, четвертая у казарм, пятая на десять километров восточнее, в порту у морских батарей… Да, приходится бить широко и растягивать силы — но иначе нельзя!

Хорунженков на мгновение прикрыл глаза, успокаиваясь — привычка, которую он подсмотрел у Макарова, и она на самом деле помогала. Темнота, все вокруг исчезает, остаешься только ты и твои мысли. Но и они сейчас лишние. Гасишь их одну за другой, пока не останется последняя. Про то самое главное, что должен сделать именно ты, именно сегодня. Открываешь глаза, и мир становится таким простым и понятным.

— У нас есть еще сорок минут, — Хорунженков посмотрел на часы. — Если не будет сигнала, начнем действовать по плану «Б».

План «Б» — это тоже штурм города, к которому они готовились с того самого момента, как два дня назад получили сообщение от Макарова,