Японская война 1904. Книга 3 - Антон Дмитриевич Емельянов

союзника. И, господа, стоит ли вам повторять и обсуждать те нелепицы и явное вранье, что пишут о России наши враги?

Мне захотелось похлопать Куропаткину за эту речь — очень сильно у него получилось. Вот только, боюсь, если бы я сейчас открыл рот или лишний раз пошевелился, то великий князь меня бы прибил. С последствиями, наверно, но мне бы от этого точно легче не стало… Целую минуту мы все просидели в тишине, пока Сергей Александрович собирался с мыслями, а потом меня просто отправили погулять.

— Обратно в Россию? — встретил меня за дверями поручик Огинский.

— Великий князь попросил Сергея Юльевича помочь разобраться в этой ситуации, — не дожидаясь ответа, с другой стороны от меня вынырнул его брат. — За скромные уступки по Дальнему после завершения войны… Так что, боюсь, все могло закончиться не только возвращением на Родину.

— Господин полковник! — адъютант Куропаткина буравил меня взглядом. — Не молчите! Чего нам ждать? Потому что ваш провал может задеть не только вас…

— Генерал, — поправил я его.

— Все верно, он может задеть и генерала Куропаткина.

— Нет… Я имел в виду, что я не полковник, а генерал. Алексей Николаевич показал подписанный царем приказ, так что у меня новое звание, 3-й Георгий, и очень маловероятно, что после такого кто-то сможет продавить мое возращение на Родину.

— Не продавят, вы правы, — Огинский замер, обдумывая новости. — Вот кинуть в самое пекло — это легко.

— Самое пекло войны — это как раз то, чего я хотел, — на лице мелькнула улыбка.

На мгновение я даже поверил, что все будет хорошо, но в этот момент на улицу вслед за нами вылетел Алексей Николаевич Куропаткин. Красный, руки дрожат, но улыбка при этом — до самых ушей.

— Ваше… — начал было Огинский, но тот просто махнул рукой.

— Без церемоний. Тем более что я теперь, считай, гражданский. Новым главнокомандующим ставят Линевича. Великий князь хотел продавить на это место Алексеева, чтобы самому всем заправлять, но… Есть у меня еще чем Романовых убеждать. А армии нужен тот, кто в случае чего не даст всему скатиться в тартарары. А вы… — Куропаткин невежливо ткнул в меня пальцем, но ему сейчас можно. — Вы! Чтобы довели дело до конца! Чтобы я не зря в вас поверил! Поняли⁈

Мне только и оставалось, что кивнуть в ответ.

Глава 16

Иду, болтаю с бывшим главнокомандующим, делаю вид, что не замечаю ни проверок на вшивость, что он мне устраивает, ни пронзительных взглядов приотставшего поручика Огинского.

— Как вы вообще на этот прорыв решились? — Куропаткин начал издалека.

— Враг наступал, остальные наши отступали, приходилось действовать с опорой на обстановку. А там вариантов не так много было.

Я для удобства вытащил чистый лист бумаги и набросал схематичное расположение основных сил перед боем.

— Примерно так получилось. И еще нужно учитывать реки: они тоже помогали, превращая все поле боя в своеобразный мешок. На севере и западе — Тайцзыхэ, на востоке — Танхэ, на юге — Сяошахэ. То есть крупные силы даже при всем желании можно было перебросить только в определенных местах, и нам просто нужно было сковать японцев на этих направлениях.

— Но фланги! — не унимался Куропаткин. — Как можно идти в наступление, когда вы не обеспечили достаточную плотность позиций по краям прорыва? Вас же могли просто пропустить, обойти и расстрелять!

— С одной стороны, согласен, с флангами было не идеально. С другой… Справа от нас был Ляоян с его железными дорогами. То есть даже небольшой гарнизон сводил на ноль риск атаки японцев с этой стороны. Да и опасались они, если честно, что, прорвавшись сильно на север и оставив нас в тылу, уже сами подставятся под удар одновременно с двух сторон. От вас и от нас. Вдруг вы только и ждали этого момента, и военная осторожность требовала не спешить с резкими маневрами.

— Да уж, не наспешили они, — хмыкнул Куропаткин. Упоминание, что он одним фактом сохранения основных сил русской армии очень и очень помог мне, придало ему уверенность. — Ну, а что с левым флангом? Там-то точно никаких укреплений и опасностей не было.

— И поэтому я отправил туда пошуметь китайских новобранцев с усилением из ветеранов. Одни добавили массы, другие уверенности в том, что хотя бы обозы им будут по силам. На основные силы японцев, естественно, никто не лез.

— То есть создавали иллюзию неизвестного отряда неизвестного размера. И японцы поверили?

— Нет, конечно, но… Как это приходится делать хорошим командирам на войне, не могли не учитывать, и это сковывало любые их операции в этом направлении.

— И все равно не понимаю! — не выдержал нагнавший нас Огинский, который до этого предпочитал держаться в стороне. — Если враг знал, что риск появления наших крупных сил с той стороны так мал, то почему не ударил? Почему не обошел вас? Почему, словно назло логике и здравому смыслу, подыгрывал вам?

— Во-первых, небольшие отряды японцы посылали, но… Янь Сюнь успевал отойти, и это его отдельный успех. А во-вторых…

Я не договорил, вместо меня неожиданно продолжил сам Куропаткин:

— Чтобы двинуть вперед крупные силы, чтобы начать большую наступательную операцию, когда на обхват фланга идут целые дивизии, нужна решимость и мужество. Особенно когда знаешь, что патронов и снарядов у тебя в лучшем случае на пару дней, и, если не повезет, часть армии легко может оказаться где-то во вражеском тылу совершенно беззащитной.

— У японцев их не хватало? — спросил Огинский.

— У нас их не хватало, — поморщился Куропаткин. — Слишком быстро современные пушки тратили запасы, которых по старому счету должно было хватить на месяцы войны. И не думаю, что у японцев ситуация была намного лучше. Вернее, учитывая погоду и то, что они свои вагоны таскают с помощью китайцев-кули, уверен, что хуже. Но тогда, во время боя, сделать на это ставку я так и не решился.

— Решимость и мужество, — повторил Огинский недавние слова самого Куропаткина, и тот не обиделся, а только рукой махнул.

— Именно, — кивнул он. — Но эти качества были и у врага… Так что вы, Вячеслав Григорьевич, планировали делать с дивизией Иноуэ, которая засела у