Русская Америка. Сухой закон 4 - Михаил Дорохов

арендаторы нанимали бедных крестьян, собирали урожай и платили барону. Защищали виноградники от воров, посевы от пожаров, а себя от конкурентов. Полиции долгое время фактически не существовало. Она жила будто в «параллельной вселенной», а местные служаки так и вовсе были связаны с самими габелотти.

Несогласные и не желающие горбатиться над лозами винограда уходили в горы. А то и просто беднота сбивалась в шайки, которыми кишели сицилийские хребты. От них надо было отбиваться, и габеллоти создали свою собственную силу. Постепенно при их поместьях появлялось всё больше парней со здоровенными кулаками и сломанными носами, не расстающимися с ружьём и день и ночь. Эти молодцы охраняли поля, обеспечивали «справедливость» и взимали плату «за защиту».

Власть, как правило, строится на трёх китах: авторитете, силе и деньгах. По правилу двух из трёх, если есть хотя бы два пункта, то можно добиться и третьего. Так что если у вас есть сила и деньги, то рано или поздно появится авторитет. Влияние.

И постепенно к габелотти начинали обращаться не только за защитой от бандитов, но и чтобы решить спор с соседом, вернуть долг, наказать обидчика. Они стали альтернативой государству.

Почему их слушались? Потому что за спиной у них стояли те самые «парни». А ещё это в принципе было понятно любому сицилийцу. Его культурный код за столетия принял наличие «невидимой» руки.

Века подчинения чужакам научили сицилийца одному: официальная власть на острове — это не тот, кто тебя защищает, а тот, кто отнимает. А габелотти всячески развивали это чувство. Обратиться в полицию — значит стать предателем, stronzo, который не может разобраться со своими проблемами сам или обратиться к «своим». Правосудие сливалось с делом чести семьи и личным отмщением. Так постепенно зарождалась «омерта».

Габелотти превращались в мафиозо. Их называли uomo rispettato — уважаемый человек. Они стали арбитрами, защитниками. «Плати мне, и я наведу порядок». Платой были не только деньги, но и абсолютная лояльность. Но, как и всегда — вседозволенность развращает…

В 1860-ых Гарибальди высадился на Сицилии, чтобы присоединить её к единой Италии. Габелотти быстро сориентировались и поддержали его, получив в благодарность карт-бланш от новой власти. Объединённой Италии нужен был хоть какой-то контроль над мятежным островом, и она делегировала эти полномочия тем, кто и так уже всем заправлял.

Так «уважаемые люди» перебрались из сельских угодий в города. Они теперь контролировали выборы, муниципальные контракты, целые отрасли. Подмяли под себя реальное управление богатейшими серными шахтами. Доны стали незаменимым посредником между народом и далёким, абстрактным государством.

Мафия в самом начале родилась не из криминальных разборок. Она родилась из пустоты. Она дала людям закон — свой, жёсткий, кровавый, но закон. Но затем эта сделка превратилась в сделку с дьяволом…

Многие бывшие габелотти, а теперь доны наподобие Альберти, что держал в заложниках семью Паоло Колетти по просьбе Джо «Босса» Массерии — почувствовали вкус вседозволенности. Их палаццо прирастали этажами, а пропасть между «парнями с лупарами» и народом становилась более широкой. Любые движения профсоюзов тут же давились палками и ножами. Иногда даже стрельбой по толпе. И сейчас Сицилия замерла в ожидании нового взрыва. Взрыва, когда «материк» попытается навести свои порядки. Такое всегда приводило в этих землях к одному. Обнищание местных, кровь всех, и обогащение тех, кто приезжал из Неаполя и Палермо, чтобы получить свои деньги за аренду земли и шахт.

Бойцы в кузове грузовичка молчали, изредка перебрасываясь короткими фразами. Они провожали взглядами повозки, запряжённые усталыми лошадьми, и громко тарахтящие открытые гружёные грузовики.

День начал клонился к закату. Солнце, из бледного и зимнего, стало вдруг густым, алым, заливая кровавым светом долины и горные утёсы. Водитель, перебрасывающийся всю дорогу фразами на итальянском с Волковым, вдруг повернулся и, показывая рукой куда-то вбок за темнеющий силуэт горы, сказал:

— По берегу путь был бы длиннее. Хотя дороги там лучше. Кстати, там есть «ваши».

Он хитро улыбнулся.

— «Наши»? — удивился шулер.

— Да. Несколько поселений русских. Я ваш язык слышал, когда в Мессине после землетрясения стояли русские корабли. Русские давно уже там живут. За этой горой. Лет тридцать, а то и больше.

Илья Митрич обернулся к Молотову и повторил ему уже на русском. Казак прищурился:

— Надо будет рассказать Алексею Ивановичу. Он собирался вести какие-то дела с местными. Может, получится всё сделать через «земляков».

«Фиат» обогнул горную гряду, а затем впереди показался небольшой городок. Джузеппе указал на него и произнёс:

— Маринео…

Туман уже рассеялся, и поселение было хорошо видно. Маринео расположилось на откосе длинной скалы. Каменные дома карабкались вверх по склону, узкие улочки-лестницы обегали их словно ручейки. На самом верху, стоял большой дом с квадратной массивной башней и несколько пристроек. Возле него, чуть пониже, желтело в последних лучах солнца здание церкви.

Машина, с трудом одолев последний крутой подъём, остановилась на крошечной площади, вымощенной неровным булыжником. Было пустынно. Только из-за приоткрытой двери траттории доносился приглушённые голоса, и пахло чесноком и жареным перцем. Где-то на соседней улице пронзительно ревел осёл.

Усталые путники вылезли из машин.

— Ну что, Степан Григорич, — грузно ступив на мостовую, проговорил Волков. — Приехали.

— И где здесь искать этого дона Де Луку?

— Есть у меня мысль, что во-он тот дом — его… — усмехнулся шулер и кивком указал на здание с башней.

Казак оглядел темнеющие улочки, ведущие вглубь городка. Из-за угла траттории вышел мальчишка лет десяти. Несмотря на холод, на нём были коротких подранные штаны. На плечах висела большая, не по росту, куртка. Он замер и уставился на приезжих.

Илья Дмитриевич медленно достал пачку американских сигарет и закурил. Затем выудил из кармана пару монет, наменянных ещё в Генуе. Мальчишка не шелохнулся, только следил за каждым движением. Волков сделал шаг к нему. Ребёнок отступил, но не убежал. Его глаза, чёрные, как маслины, были полны детского любопытства и животной осторожности. Он стал похож на пугливого зверька.

— Дон Де Лука, — чётко произнёс Волков и бросил монету.

Мальчик ловко поймал её, но не сдвинулся.

— Эта — потом! — улыбнулся шулер и показал вторую монетку.

Мальца как ветром сдуло.

— Контакт установлен! — картинно расставил руки Илья Митрич.

Молотов лишь покачал головой.

— А если он просто забрал деньги и был таков?

— Если я хоть немного понимаю местные порядки, то, поверь, нас скоро «найдут». А пока предлагаю перекусить. У меня в животе уже киты поют.

Расплатившись с Никколо и