Бурят - Квинтус Номен

— Вы точно уверены, что на этой стройке крадутся такие деньги?

— Я просто это знаю. Я же горный инженер и знаю, что пятьсот верст дороги по степи должны обойтись миллионов в двадцать пять, много тридцать если уж совсем безграмотные путейцы строить ее будут. То есть с самого начала ясно, что это афера. А когда это ясно, то стоит лишь повнимательнее вокруг нее оглядеться. Кстати, на этом заседании четверо точно знали, куда эти деньги ушли.

— Их же надо…

— Не надо. Пока не надо. Пока эти четверо внезапно не узнают, что там, куда деньги уходят, их уже не будет. Правда это дело не самое быстрое, но к концу следующего года здесь точно начнется веселье.

— А вы…

— А я люблю в веселье поучаствовать. И вас приглашаю присоединиться, а так же Федора Сергеевича.

— Почему это вы только нас приглашаете?

— Потому что вы у Державы не воруете.

— Хм… и много нас таких, не ворующих?

— Трое пока. Пока трое. Пока…

В середине октября в Белостокский уезд Забайкальской республики начали приходить очень интересные эшелоны. Интересные, потому что на них перевозились трактора. Земли в уезде было почти триста тысяч десятин, из которых пахотных было чуть больше половины. А половина этой половины приходилось на земли помещичьи, ныне «конфискованные в пользу Республики». Всего вышло семьдесят шесть тысяч десятин, на которые весной должны были выйти пять сотен тракторов. Гусеничных, собственной забайкальской выделки: американские «Фордзоны» были, по мнению работавших на них мужиков, «полным говном» по сравнению с русскими «Бычками».

Но это — весной, а пока Николай Андреевич тут работал в поте лица. По договору с поляками все пленные привозились именно в Белостокский уезд — и он (не лично, конечно — но и лично тоже) каждого опрашивал на предмет выяснения, каким мучениям они подвергались в плену и кто именно над ними измывался. Работенка была нудная и противная, но результаты ее стали проявляться сразу после того, как последний из пленных красноармейцев покинул Польшу: в первую же неделю шестеро таких любителей поиздеваться над пленными встретились со стрелой. И стрелу они эту встретили кто горлом, кто грудью, а один даже глазом решил ее остановить. Польская общественность вздрогнула — и тут же вспомнила слова этого русского бурята о том, что «а кто уже над пленными издевался, того бог покарает. Великий Хухэ Мунхэ тэнгри, бог монголов»… А о том, что у Николая Андреевича среди жандармов нашлось несколько офицеров, с радостью детство вспомнивших и перенявших у бурятов искусство метко из лука стрелять, они не догадались. И господин товарищ Малинин (так его прозвал Николай Павлович) надеялся, что еще долго не догадаются. Достаточно долго, все же список палачей-любителей оказался довольно большим…

Глава 13

В последний день мая прекратилось действие американского закона о гарантированных ценах на пшеницу — и уже первого июня эта цена упала сразу вдвое. А к осени, когда пошло зерно следующего урожая, цены рухнули еще больше чем в два раза. Сидящий в Окленде агент правительства Забайкальской республики в конце сентября, пользуясь затовариванием в порту, закупил полтора миллиона бушелей пшеницы всего по пятьдесят два цента — что объяснялось приближением сезона дождей и переполнением элеваторов. Конечно, семьсот восемьдесят тысяч долларов — сумма очень немаленькая, но когда деньги есть, то и такой расход можно себе позволить. А деньги — они были, причем денег было… достаточно. Сто миллионов золотых рублей, пропавших вместе с инженером Юрием Ломоносовым, пропали ведь не откуда-нибудь, а из шведского банка — откуда их по ордеру, соответствующему этому номерному счету, владелец перевел уже в банк американский. Но даже эти деньги в общей массе «новых поступлений в бюджет Республики» выглядели почти что мелочью: в него попали и семьдесят миллионов, но уже совершенно американских долларов, со счета безвременно усопшего несостоявшегося главкомполяка: Николай Андреевич, приехавший в Белосток вместе с Николаем Николаевичем, умел задавать правильные вопросы — а какие вопросы будут тут правильными, он подсмотрел во время беседы Николая Павловича с инженером Ломоносовым. А получать на свои вопросы правильные ответы он и так давно уже умел.

Кроме этих денег от владельцев, которые уже не могли ими воспользоваться, изрядные суммы исчезли со счетов некоторых товарищей, которые даже не подозревали о том, что их накопления стремительно тают. Так что закупленные в Окленде сорок тысяч тонн пшеницы заметного ущерба бюджету Республики не нанесли. Как не нанесли выплаты по последующим контрактам, увеличивших «зерновые депозиты» Республики еще на восемьсот с лишним тысяч тонн, даже при том не нанесли, что тут пшеницу покупали уже по ценам от шестидесяти пяти и до семидесяти трех центов на бушель. На вопрос Ивана Алексеевича «а на кой хрен нам это надо», заданный, правда, в более развернутой и более эмоциональной форме, Николай Павлович ответил просто:

— Мне отец завещал — а его научили дед и бабка — что в поместье нужно держать запас хлеба, способный прокормить всю деревню в течение трех лет. На одного человека в прокорм нужно пятьдесят пудов в год, у нас в республике уже заметно больше миллиона человек — так что мы пока лишь треть от необходимого купили.

— Но ведь собственный хлеб-то обходится чуть не в половину дешевле!

— Ты прав, добрый крестьянин. Но ты не заметил одной мелочи: американский хлеб — он есть, а вот собственного, считай, и нету. Как ни крути, но пока мы в республике зерна собираем хорошо если две трети от потребного. И, чтобы ты не задавал глупых вопросов, заранее отвечу: в Белостокском уезде мы тоже меньше потребного соберем, почти вдвое меньше, а ведь там народу тоже почти что три сотни тысяч.

— Там еще мужики столько же соберут, сколько мы.

— Там мужики хорошо если по полста пудов с десятины соберут, им с таким урожаем себя бы прокормить. Так что отстань и займись расчетами, как зерно все закупленное по хранилищам и элеваторам развезти.

С зернохранилищами в Забайкальской республике было хорошо, а вот с элеваторами плохо. Если не считать четырех разгрузочных элеваторов в Дальнем — формально бывших собственностью американской компании, в республике элеваторов было ровно два. Один во Владивостоке и один в Хабаровске. Поэтому главной заботой Ивана Алексеевича Кузнецова было не хранение зерна, а его разгрузка и погрузка. То есть пока что с погрузкой было еще не так