Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

Жилось им в одной комнате более-менее нормально. Рюха пытался учить Жеку играть на гитаре, а Жека его — готовить хоть сколько-нибудь нормальные супы. Оба одинаково не преуспели. После института Рюха пристроился в ГАИ и однажды даже остановил Жеку на загородном шоссе, весь в кокарде, кобуре и портупее, посмеялись тогда. Потом он умудрился влезть экзаменатором в МРЭО (или как там оно тогда называлось), и Жека пару раз видел, как в машине с буквой «У», что вела, судорожно вцепившись в руль, один раз юная блондинка, а другой — брюнетка, мелькала сбоку его довольная морда. Потом Рюха сделал в этом ГАИ некоторую карьеру, и не было для Жеки как водителя прекраснее времён.

Но то всё было в другой жизни. А теперь молодой и почти не толстый Рюха шлёпнул книгой по столу, что разделял их кровати, и пробормотал:

— Ладно, спи, ну тебя на фиг.

Щёлкнула лампа, свет погас. Рюха поворочался, посмеялся ещё немного в одеяло и скоро затих.

Жека спать, естественно, не собирался. Он полежал, привыкая к наступившей темноте, окидывая взглядом комнату.

Из-за шторы падала на стену полоска света, и комната постепенно проступала из мрака. Забелел потолок, на стене над Рюхиной кроватью показался прямоугольный плакат, Жека вспомнил: там какие-то металлические рокеры, ACDC, что ли. У самого него над кроватью висели два плаката — Ван Дамм со сжатым кулаком и Шварц из фильма «Коммандо» (а может, из «Хищника») — с маскировочными полосами на лице и с автоматической берданкой наперевес. А ближе к двери, над холодильником, на стене красовались невидимые отсюда три почти голые иностранные бабы из какого-то журнала. Жека с Рюхой обнаружили их на внутренней дверце шифоньера, когда только заселялись, и немедленно перевесили на видное место: негоже такой радости прятаться по шкафам.

Взрыкнул и затарахтел холодильник, и Жека вздрогнул — отвык. Поднялся, отодвинул тихонько шторы. За окном, засыпанный снегом, белел подзабытый, но навсегда знакомый пейзаж. Уходили по сторонам пустые тротуары и дорога, тянулись вверх худые тополя, темнели рамы футбольных ворот на поле перед вторым институтским корпусом. Позади всего этого мигал редкими огнями спящий город.

От окна потянуло холодом. Батарея под подоконником пыталась с этим бороться, но выходило у неё не особенно. Жека заметил, что стоит в спортивных штанах, носках и футболке с длинным рукавом. Да, так они одно время и спали — чему удивляться, здесь девяностые на дворе. Случалось, и шапку, укладываясь на ночь, приходилось надевать.

Здесь СССР не поспасаешь, по причине отсутствия предмета спасения.

Жека нырнул в постель и задумался.

Попал он в того себя, что учится на втором курсе. Точно, на втором — на первом он ещё не жил в общаге, ездил на учёбу из дому. А к третьему перебрался от Рюхи к более близким по духу Костику с Ростиком — летом, когда освободилась большая трёхместная комната. Оставшийся один Рюха был этому только рад, он сдвинул в комнате кровати и за оставшееся время учёбы переводил к себе туда, наверное, всё женское общежитие соседского пединститута. Впрочем, когда и Жеке случалось кого-то привести, Рюха не жлобился и комнату предоставлял, проводя ночь на Жекиной койке в его новом месте обитания.

Усатый из туманных местностей сказал про Короля. Да, Жека помнил типчика по фамилии Король. Виталик Король, из параллельного потока. Невысокий, худой, у них была своя компания, все они приехали учиться из одного или соседних городков, этот Король был у них за предводителя.

Виталька Король: если сказать вместе, то слышалось «Какороль». Так его и называли, но только за глаза — не хотели пересекаться с этой компанией: считалось, что Король якшается с авторитетными людьми из уголовного мира. Так что жилось Королю и компании в общежитии неплохо, старшекурсники их не трогали, а ровесники со второго курса и уж тем более «перваки» — побаивались.

Усатый и туманный сказал: свергнуть Короля. И правда туманный — как хочешь, так и понимай.

Вообще у Жекиной общежитской компании с Королём и его корешами вышла в своё время довольно паршивая история.

Жеки в тот вечер не было в общаге, он уехал на день рождения одного парняги из другой, домашней компании. Да он и о случившемся узнал не сразу, а где-то через неделю, а то и две. Друзья не спешили рассказывать — оно и понятно, хвастаться там было нечем.

Тем несчастливым для их компании вечером подпитый Рюха повздорил с одним из прихлебателей Короля, самым мелким — кажется, его звали Петя, Петюня. Потом Рюха говорил: просто кто-то кого-то задел в коридоре плечами. Рюха трезвый и Рюха подпитый это два совершенно различных Рюхи, так что в сумраке коридора случилось тогда некрасивое: полноватый и среднего роста Рюха прессанул маленького хлипкого Петюню. Вот такой негодяй — всё равно что ребёнка обидел. И тут же из-за угла вынырнули двое из компашки Короля и быстро объяснили Рюхе, что так делать нехорошо. То, что всё это подстроено специально, стало потом ясно как божий день.

Рюха, размазывая по лицу кровавые сопли, побежал, естественно в комнату к своим, к тем, с кем и выпивал, откуда и вышел — то ли в сортир, то ли ещё зачем-то. Там были будущие соседи Жеки Костик с Ростиком, Гоша Чибирякин, Череп, ещё кто-то. Если бы Жека не уехал в тот день, он тоже обязательно был бы с ними.

Жека потом часто думал: а как бы он повёл себя, окажись тогда там, вместе со всеми? И понимал: да, наверное, так же, как и все остальные.

А тогда, разгорячённые выпитым и стенаниями получившего в тыкву Рюхи, Жекины друзья вывалились в вестибюль своего шестого этажа. Кто-то метнулся на этаж ниже, где жили Король со свитой, и оттуда с готовностью полезла целая толпа. И вот на разбитом паркете полутемного, освещённого только отсветами недобитых коридорных лампочек большого вестибюля сошлись два общажных воинства.

Сойтись воинства сошлись, но полноценной битвы тогда не случилось. Потому что Король с компанией затеяли это вовсе не ради честной и разудалой битвы.

Всё дело в том, что у Короля и его приближённых в тот вечер оказался в гостях занесённый туда неизвестными ветрами авторитетный уголовный человек по кличке Помидор. И в вестибюль, когда пришло время, он вывалился вместе со всеми.

Страшный уголовный человек Помидор никого тогда не тронул и пальцем. Он, может, даже из слова не произнёс. Но Жекины друзья —