Псы Господни - Олег Велесов

в трактир. «Серая птица»? Ладно, схожу, осмотрюсь, на месте решу, как дальше быть. Но и версию с монахами пробить надо.

Я повернулся к Гуго.

— Сержант, ты говорил, у тебя знакомец к Святому Ремигию прибился?

— Говорил, господин, Жаном зовут.

— Опять Жан. Во Франции Жанов, как в России Иванов.

— О чём вы, господин?

— Не обращай внимания. Сходи до своего Жана, расспроси про жизнь монастырскую, про аббата. На чьей стороне стоят, за кого мазу держат.

— Что держат? Господин, простите, но вы иногда так говорите, я не понимаю.

— Узнай у дружка своего про мастера Батисту. Как к нему монахи относятся: постоянно враждуют или так, время от времени. Теперь понял?

— Понял, господин, спрошу.

Я оделся, позавтракал. Мясо кончилось, пришлось давиться пустой чечевицей. Перед тем как выйти на улицу, опоясался мечом, слева закрепил клевец. Гуго протянул перстень. Я уж и забыл про него, не привык носить на пальцах украшения. Но этот перстень мне нравился. Надел на безымянный палец, поймал камнем солнечный лучик, полюбовался игрой звёзд на чёрном фоне и двинулся по улице вниз.

До Вельских предместий проще всего было добраться через Вельские ворота. Это был самый ближний путь. Но я выбрал ворота Флешембо. Этого требовала осторожность. Северо-западная часть города являлась признанной вотчиной Жировика. Там бы меня быстро срисовали его топтуны и проследили до «Серой птицы», а мне совсем не хотелось просвещать пахана рытвинских относительно моих связей с кукушатами Поля. Добравшись до источника, я покрутился вокруг, перекинулся парой фраз с водовозами. Со скучающим видом дошёл до ворот и присоединился к выезжающей из города процессии повозок. Перейдя по мосту Вель, остановился возле водяной мельницы и минут двадцать стоял, поглядывая на тех, кто выходит из города. Кого-то подозрительного не заметил. Я, конечно, не шпион, обученный всем этим уловкам с хвостами и погонями, но отличить праздность от деловой озабоченности смогу. Да и в утренние часы большинство людей стремились попасть в город, а не покинуть его.

Выждав время и убедившись, что хвосты отсутствуют, я двинулся по боковой дороге к предместьям. По правую руку находилось турнирное поле. Трибуны и ограждение ристалища давно разобрали, убрали шатры, заделали ямы от конских копыт. Теперь на берегу Вели рабочие возводили новое строение. Если не ошибаюсь — эшафот. А рядом несколько виселиц. Видимо, отголоски недавнего суда. Большинство из тех, кто сидел со мной на скамье подсудимых, получили высшую меру наказания. Официальных объявлений о предстоящих казнях пока не было, но пройдёт ещё несколько дней и по городу снова пойдут глашатаи и под бодрую дробь барабанов возвестят о приближающемся действе. И попрёт народ на очередной праздник, и будет под вино и пирожки с требухой наслаждаться кровавым зрелищем.

А что вы хотите? Средневековье. Права человека ещё не изобрели, про гуманизм не слышали, толерантность не открыли. Так что можно смело удовлетворять латентный садизм — никто не осудит.

Вельские предместья походили на большую богатую деревню. Дома с фасада приличные, по большей части фахверковые. Крыши черепичные, на улицах поросята, куры, дети. Основное занятие населения — мелкое ремесло и услуги. Всё это без стеснения и навязчиво предлагалось проходившим и проезжающим по дороге на Суассон и Париж. Я выглядел достаточно презентабельно и большинство торгашей считали своим долгом всучить мне что-либо начиная от мыла и заканчивая луковым супом. Молодой подмастерье-цирюльник острым взглядом выхватил меня из общего потока уцепился за локоть и принялся увещевать:

— Ваши волосы, господин, похожи на паклю, вы совсем ими не занимаетесь. Пойдёмте, у нас есть прекрасные настои из трав, которые наш мастер закупает в Южной Италии. Знаете, где находится Южная Италия? О, это страна благоденствия, что там только не растёт.

Сомневаюсь, что мои волосы походили на паклю, я мыл их вчера, да и травяные настои скорее всего состояли из луговой ромашки и васильков, сорванных на выпасе за домом, поэтому я сказал с усмешкой:

— Как думаешь, будь у меня деньги на цирюльника, стал бы я ходить пешком?

Он не сразу углядел в моём вопросе логику, и начал раскладывать на составляющие. Смешно было наблюдать за работой его мысли: молодой человек — хорошо одет — передвигается пешком, а не на лошади — значит, с деньгами проблемы. Когда вывод был сделан, подмастерье сморщился.

— Чего ж ты тогда скачешь тут, нищеброд! Время на тебя трачу, клиента упустил. Плати давай за него! Три денье!

А вот это уже вымогательство! Без разговоров и объяснений я вбил кулак ему в печень. Глаза полезли из орбит, рот раскрылся, колени подогнулись. На помощь дёрнулся второй подмастерье, сжимая в ладони ножницы. Я потянул клевец из-за пояса. Девица, торговавшая рядом дешёвыми кружевными лентами, вскрикнула. Люди вокруг начали оглядываться: что происходит?

Я прокрутил клевец запястьем — мой любимый жест устрашения — и подмастерье опустил ножницы. Но взгляд не отводил.

Подошёл мастер, оценил ситуацию, мой клевец, меч, настрой, и поклонился:

— Прошу прощения, сеньор, за моих учеников. Глупые ещё, что с них взять? — он отвесил полноценного леща тому, что с ножницами. — Хотите, побрею вас? Бесплатно, разумеется. На дороге до самого Суассона вы не встретите цирюльника лучше.

Бритьё мне не требовалось. Волосы на лице почти не росли, а с тем, что вырастало, безжалостно расправлялся Гуго. Я покачал головой, отказываясь, и спросил:

— До «Серой птицы» далеко идти?

Цирюльник переспросил, как будто не расслышал:

— До «Серой птицы»? Недалеко, сеньор, шагов триста. А вы почему спрашиваете? Дела у вас там али как?

— Не твоё дело.

— Ну да, конечно. Не моё. Только уж очень это шумное место, сеньор, лучше бы вам побриться и вернуться домой, — он помолчал. — Но если не хотите… Идите прямо. В конце будет каменный дом с бревенчатой надстройкой, на балке красная тряпка с силуэтом кукушки. Не ошибётесь.

Я не стал его благодарить, развернулся и пошёл дальше. Лишь отойдя шагов на двадцать, сунул клевец за пояс и оглянулся. Цирюльник что-то выговаривал подмастерьям, одаривая обоих лещами, наверное, ругал за топорную работу. Так им и надо.

Трактир я увидел задолго до того, как вышел к окраине. Большой некрасивый негостеприимный дом, тёмный, ставни закрыты, хотя сейчас самое время раскрыть и окна, и двери, пуская в помещение свежий воздух и свет. Однако несмотря на недружественный облик, двери постоянно хлопали, впуская и выпуская посетителей: мужчины, женщины, даже дети. Я постоял немного возле колодца, делая вид, что