Дипломатия броненосцев - Иван Валерьевич Оченков

на три большие фракции. Легитимисты — сторонники возвращения трона представителю старшей ветви Бурбонов — Генриху Д'Артуа графу де Шамбор. Орлеанисты — сторонники младшей ветви той же династии — Орлеанского дома (потомков Филиппа Эгалите) претендентом от которого был Луи-Филипп II. И, наконец, «бонапартисты», выступавшие за правящего в тот момент Наполеона III.

[3] первый перевод Хайяма на английский был опубликован в 1859 году английским литератором Эдвардом Фитцджеральдом. Он на собственные средства издал тонкую брошюру из 24 страниц под названием «Рубайят Омара Хайяма».

[4] На самом деле это фраза Ницше.

[5] Со смертью кардинала Генриха в 1807 году дом Стюартов в мужском колене пресекся, формальные права на престолы Англии и Шотландии перешли по женской линии к Савойцам, Габсбургам и Виттельсбахам.

Глава 14

В конце сентября Копенгаген на краткий миг превратился в центр Европы, столько в него съехалось ведущих политиков и коронованных особ. Одних королей прибыло целых пять штук. Шведский и Норвежский — Оскар I вместе со своим старшим сыном и наследником (будущим Карлом XV), Баварский — Максимилиан II, Саксонский — Иоганн I, Вюртембергский — Вильгельм I и, конечно же, прусский дядюшка Фридрих Вильгельм IV.

Не приехал разве что слепой с отроческих лет король Ганновера Георг V. Впрочем, вместо него явился сын — кронпринц Эрнст Август. Он же, будучи двоюродным племянником королевы Виктории, неофициально представлял английскую королевскую семью.

Представителем Австрии стал мой приятель эрцгерцог Максимилиан, а чуть позже ожидался и его старший брат — император Франц Иосиф. Прочих же великих и обычных герцогов, а также мелких князей перечислять не буду, ибо имя им — легион!

Разместить такую ораву в никогда не принимавшем столько высокородных гостей разом Копенгагене оказалось непросто. Потесниться пришлось даже Фредерику VII, не говоря о других аристократах, вынужденных предоставить свои дворцы коронованным гостям. Тем не менее, принимающая сторона справилась.

Началась конференция с празднования моего дня рождения, то есть 21 сентября (по новому стилю) и так уж совпало, что в тот же день исполнился двадцать один год еще и ганноверскому кронпринцу Эрнсту Августу. Неосторожно прибывший на банкет в мою честь кронпринц был немедленно усажен за стол, после чего мы дружно выпили за обоих именинников, затем за всех собравшихся, потом за мир во всем мире…

— Предлагаю поднять бокалы за тех, кто сейчас в море! — провозгласил уже нетвердо держащийся на ногах Макс Габсбург.

— Ты все напутал, — помахал я рукой. — Этот тост должен был третьим!

— А сейчас какой? — выпучил на меня глаза будущий император Мексики.

— Как минимум двенадцатый.

— Тогда давай начнем счет заново!

Увы, выдержать еще несколько бокалов Эрнст Август не смог и уронил голову на фарфоровое блюдо.

— Не моряк! — с жалостью констатировал Макс.

— Ничего удивительного, — пожал я плечами. — Откуда в Ганновере море?

— Но он же наполовину англичанин.

— Черта с два, — помотал я головой. — Это английские короли чистокровные немцы.

— Как и вы — Романовы, — захохотал эрцгерцог.

— Макс, — вздохнул я. — Ты мне, конечно, друг и по большому счету прав, но, если еще раз скажешь что-нибудь подобное, я дам тебе в морду!

— За что? — искренне удивился тот.

— Просто так. По ходу жизни, — обнял я его и попытался научить петь Лили-Марлен.

Увы, ни композитор, ни автор слов еще не родились, а я, несмотря на все музыкальные дарования Кости, смог только напеть мотив. Так что затея с треском провалилась, и мы дружно отправились спать.

Сразу скажу, что наше времяпрепровождение вовсе не ограничивалось пьянками. Параллельно с этим я устраивал для коронованных особ экскурсии на броненосцы, морские прогулки и множество других мероприятий, во время которых мы обсуждали самые разные темы и, смею надеяться, сумели прийти к определенному консенсусу.

И все же когда наконец в порт вошел линейный корабль «Константин» под флагом моего брата императора Александра, я впервые спокойно вздохнул. Ведь с ним должен прибыть канцлер Горчаков, на помощь которого я так сильно рассчитывал…

Первый звоночек прозвучал еще при встрече. Я поднялся по трапу на борт своего бывшего флагмана и сделал доклад, после которого мы с братом обнялись. Построенные ради такого дела моряки кричали — ура! Свитские офицеры и генералы всем своим видом демонстрировали восторг и бурную радость. И только Александр Михайлович, одетый ради свежей погоды в теплое пальто на вате и цилиндр, стоял с таким видом, будто только что съел лимон.

Затем был торжественный визит к королю Фредерику, несколько других встреч с другими коронованными особами, с которых канцлер технично свалил, отговорившись необходимостью отдохнуть с дороги. Вот только как сообщил мне все тот же господин Расмуссен, вместо отдыха в уступленном мною для него номере гостиницы глава нашего дипломатического ведомства встречался сначала с графом Морни, потом прусским министром-президентом барон Майтенфелем и его австрийским коллегой фон Буолем. В принципе ничего необычного в этом не было, но…

Серьезный разговор состоялся уже на следующее утро. Утомившийся во время вчерашних визитов государь с сонным видом сидел на диване. Рядом в кресле уютно устроился канцлер. Мне же достался вычурный и не слишком удобный стул из красного дуба с обивкой из темно-зеленого бархата. Слуги подали крепко заваренный кофе и какие-то местные булочки.

— Не могу не отдать должное вашему высочеству, — с благожелательным видом начал канцлер, отставив от себя опустевшую чашечку. — Вы сумели собрать в Копенгагене весь цвет европейской политики и весьма искусно обозначили наши позиции на предстоящих переговорах.

— Благодарю, Александр Михайлович, — кивнул я.

— Бог мой, как вы это пьете? — с отвращением посмотрел на напиток Александр. — В Дании совершенно не умеют заваривать кофе.

— А ты туда коньячка плесни, — ухмыльнулся я. — Уверен, вкус сразу же изменится в лучшую сторону.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Имея такие стартовые позиции, будет легко уступить в неважных вопросах, сосредоточившись на тех, что имеют большое значение, — продолжил витийствовать Горчаков, игнорируя дискуссию о достоинствах и недостатках здешних кофишенков.

— И в чем же, по-твоему, можно уступить? — насторожился я.

— Полагаю, в вопросе о контрибуции…

— Пардон, а с какой стати?

— Ну вы же знаете, что у Турции просто нет этих денег, — развел руками канцлер. — Блистательная Порта со дня на день объявит себя банкротом, так зачем же требовать невозможного?

— Затем, что нам нужны эти деньги! — отрезал я и, не дожидаясь дальнейших возражений, объяснил. — А заплатят их Англия и Франция, о чем мы с Морни уже успели предварительно договориться.

— Каково! — оживился безучастный до этого царь. — Славный кунштюк!

— Я ничего не знал об этом, — помрачнел Горчаков.

— Надеюсь, ты не дезавуировал