Гардемарин Ее Величества. Адаптация - Валерий Пылаев

Гагарин явился, а теперь всем своим видом демонстрировал, что считает церемонию чуть ли не фарсом, устроенным исключительно для того, чтобы потешить самолюбие главы Совета.

Впрочем, неудивительно: уж чего-чего, а амбиций у его сиятельства Юрия Алексеевича всегда имелось в избытке. Сложись все чуть иначе в девяносто третьем, он вполне мог бы и сам сейчас стоять на месте Морозова. Наряжаться в китель со скрещенными жезлами на золотых погонах, проводить церемонии, раздавать ордена и произносить речи.

Ничуть не хуже той, что мы слушали прямо сейчас.

— Полагаю, господа офицеры и курсанты, вы тут все меня знаете. Я человек военный и красиво вещать не мастак, — хмуро проговорил Морозов, — так что долго рассусоливать не собираюсь. В общем, завелась у нас в столице зараза…

Справлялся его сиятельство не хуже Келлера. Во всяком случае, куда душевнее и без ненужных витиеватостей вроде «тяжелого времени для отечества» или «непременно понесут наказание». Те, кто в ту ночь защищал базу террористов, наказание уже понесли, а дотянуться до остальных Морозов пока не мог — так что даже не пытался сотрясать воздух, не имея на то причины.

— … устав уставом, а дело делать надо, — продолжил он. — И уж с этим, господа, вы справились, как умели. Так что про допущенные ошибки рассказывать не буду — это вам и без меня объяснят. Я вот что скажу: правильно все. — Морозов чуть возвысил голос. — Правильно, что бы там ни говорили! Армия и флот — вот главная опора для страны. И если уж жандармы с полицией не справляются, значит, опять нам порядок наводить. Я эту гадину с покойным Градовым еще с девяностых годов давил. И дальше давить буду, покуда сил хватит!

Слова звучали отрывисто и чуть неуклюже, но я почему-то не сомневался, что его сиятельство отрепетировал заранее все, вплоть до ругательств, якобы вырвавшихся от избытка чувств. Морозов будто бы невзначай прошелся по Третьему отделению и всем столичным сыскарям, зато военным чинам, даже никоим образом не касавшимся операции в Шушарах, выразил благодарность. Совершенно не изысканно и грубовато, зато так, что присутствующие в зале генералы наверняка сделали нужные выводы.

— … и только так победим. Вместе! — Морозов поднял руку и сжал пальцы в кулак. — Легко не будет, сами понимаете, но уж за будущее я спокоен. Если уж даже среди курсантов такие богатыри нашлись, то ее величество Елизавета Александровна может спать спокойно.

Я не выдержал и поморщился — уж больно нарочитой получилась… скажем, так, оговорочка. Вряд ли хоть для кого-то из присутствующих намерения Морозова были таким уж большим секретом, однако раньше он куда осторожнее выбирал выражения. А сегодня лихо переправил «высочество» на «величество», будто коронация великой княжны казалась ему лишь вопросом времени.

И ведь проглотили… Впрочем, не все. Когда я отыскал взглядом Гагарина, он явно это заметил. И тут же закатил глаза к потолку, покачал головой, заулыбался и совершенно хулиганским образом подмигнул, явно намекая, что намек главы Совета услышал, понял и вполне осознанно вертел…

Ну, допустим, на своей трости.

Так что выдержке Морозова можно было только позавидовать: он лишь на мгновение нахмурился, но в остальном вполне успешно изображал безразличие к каким-то там дурачествам. И принялся громогласно вызывать представленных к награде. Гардемарин, начиная, собственно, с младшего Гагарина, потом остальных, и только потом Камбулата, Поплавского и Корфа.

Господа офицеры получили положенные по чинам ордена, мои товарищи — старшие степени Георгиевских крестов, и уже начал было гадать, чем именно сегодня осчастливят меня, когда Морозов вдруг стремительно свернул церемонию.

— Господа курсанты — можете быть свободны, — проговорил он. — Кроме вас, Острогорский.

Опять?.. Ну ничего себе. Все интереснее и интереснее.

Судя по удивленным взглядам генералов, для них все происходящее тоже стало сюрпризом. Проняло даже старшего Гагарина: он нахмурился, перекинул трость из руки в руку и вдруг принялся сверлить меня взглядом.

Весьма, надо сказать, недобрым.

— С курсантом Острогорским, как вы понимаете, случай особый, — снова заговорил Морозов, когда мои товарищи удалились в сторону лестницы. — Потому как крест первой степени у него уже есть, а оставить без поощрения верную службу короне и отечеству мы попросту не имеем права. Полагаю, все здесь согласны, что его участие в событиях последних месяцев заслуживает внимания, а столь незаурядные способности требуют незаурядной же награды.

Вопрос, конечно же, был исключительно риторическим, однако половина генералов тут же послушно закивала. Вторая замерла в ожидании, и только Гагарин продолжал хмуриться…

Оба Гагарина. Капитан гардемаринской роты, похоже, уже знал, к чему идет дело, и все это ему… нет, не то чтобы совсем уж не нравилось, однако и восторга определенно не вызывало.

— Насколько мне известно, господин курсант поступил на десантное отделение, чтобы связать свою будущую карьеру с особой ротой, — продолжил Морозов. — И пусть ему еще совсем немного лет, этот юноша уже сейчас демонстрирует не только необычные способности, но и отвагу с воинской смекалкой, присущие гардемарину. И поэтому мы с его сиятельством Сергеем Юрьевичим посовещались…

Судя по кислой мине младшего Гагарина, его участие в этом самом совещании было исключительно номинальным. А озвученное решение наверняка принималось то ли на уровне Министерства обороны, то ли вообще в обход регламента, одной лишь волей Совета Имперской Безопасности.

— И господин капитан любезно согласился с сегодняшнего дня зачислить курсанта Острогорского в личный состав особой роты в младшем офицерском звании прапорщика! — громогласно возвестил Морозов. И продолжил уже тише. — Как вы понимаете, случай беспрецедентный, ведь в данный момент господин курсант проходит службу в рядах российского императорского флота. Так что мне остается только просить его носить знаки отличия Корпуса до того дня, когда он будет готов после третьего курса выпуститься в гардемарины уже с положенным по выслуге лет чином подпоручика.

Если бы обстановка позволяла, я бы даже присвистнул. В последний раз на моей памяти что-то подобное случалось… да, пожалуй, никогда. Практику записи всяких недорослей в полки обрубили еще при Павле Первом, и с тех пор возможность «забронировать» наследнику знатного рода теплое местечко отсутствовала — по крайней мере, официально.

А уж прапорщиков с одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертого вообще давали исключительно в военное время.

Но для меня Морозов не поленился сделать исключение, и ради этого беспощадно продавил и обоих Гагариных, и еще неизвестно сколько министерских чинов. Ничего себе подарочек!

Тут не то что унести — еще взять попробуй… Без вреда для здоровья.

—