Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

согласился он. — Но правдиво. Ты человек нового времени. Страшного времени.

Мы подготовили пять зарядов. Пять глиняных горшков смерти. Я смотрел на них и думал о том, как далеко я ушёл от того парня, который просто хотел выжить и построить честную артель. Теперь я был террористом, партизаном, полевым командиром. Я создавал самодельные взрывные устройства, чтобы взрывать людей.

В XXI веке меня бы посадили пожизненно. Здесь я был героем для двух десятков мужиков.

Глава 2

Слухи в тайге распространяются быстрее, чем лесной пожар в сухой год. Казалось бы, глушь, медвежьи углы, где на сто вёрст один человек, а поди ж ты — новость о том, что «рябовскую плотину порушили» и «какой-то Воронов барина в грязь лицом макнул», уже гуляла по заимкам, дальним приискам и кабакам.

Я ожидал этого. Но я не ожидал масштаба.

Первыми пришли трое. Вернее, их привели наши дозорные. Оборванные, худые, с глазами, в которых читалась та самая безнадёга, которую я видел у своих первых артельщиков. Они вышли к «Лисьему хвосту» на рассвете, держа руки на виду, чтобы часовые не пальнули сдуру.

— К Андрею Петровичу мы, — просипел старший, мужик с перебитым носом. — Слыхали, людей набирает. Справедливый, говорят.

Игнат встретил их хмуро. Он вообще в последнее время стал похож на сжатую пружину. Война войной, а тут ещё и непонятные гости.

— Кто такие? Откуда? — спросил он, не опуская штуцера.

— С «Медвежьего ключа», — ответил мужик. — Рябовский дальний прииск. Бросил он нас там. Приказчик сбежал, как плотину прорвало, жрать нечего, инструмент поломан. Помирать там, что ли? Вот, пришли. Говорят, у вас кормят.

Я вышел на крыльцо, наблюдая за этой сценой. Трое. Это немного. Но за их спинами я видел не просто рабочие руки. Я видел риск.

— Пусти их, Игнат, — сказал я, спускаясь. — Но оружие, если есть, пусть сдадут. И ножи тоже.

Мужики переглянулись, но спорить не стали. Выложили на землю два затупленных тесака и одну старую, ржавую пистоль, которая, наверное, ещё при Екатерине стреляла.

— Проходите. Каши дадим. А там поговорим.

Это было только начало. На следующий день пришли ещё пятеро. Потом — двое беглых с солеварен. Потом — целая семья: муж, жена и двое подростков, которые батрачили на лесоповале и сбежали, не выдержав побоев.

К концу недели скопилось человек тридцать. Это была пёстрая, грязная, голодная толпа. Старатели, которых кинули скупщики. Беглые крепостные (хотя официально крепостных на Урале было мало, но заводские крестьяне жили не лучше рабов). Мелкие авантюристы, проигравшие всё в карты.

Мой лагерь превращался в проходной двор. И это было опасно. Чертовски опасно.

— Командир, — Игнат зашёл ко мне в контору вечером, злой как чёрт. — Ты что, богадельню решил открыть? Или ночлежку? Мы их не прокормим. Муки осталось на месяц, если экономить. А эти жрут как саранча.

— Эти люди — ресурс, Игнат, — ответил я, разглядывая список новоприбывших, который составил дотошный Елизар. — Нам нужны рабочие руки. Нам нужно расширять добычу, чтобы были деньги, в том числе и на войну. И нам нужны солдаты.

— Солдаты? — фыркнул Игнат. — Из этого сброда? Да там половина нож в спину воткнёт за штоф водки. А вторая половина разбежится при первом выстреле.

— Вот поэтому нам нужен отсев. Жёсткий.

Я встал из-за стола.

— Завтра утром строй всех. Будем проводить собеседование.

— Чего проводить? — не понял Игнат.

— Смотрины, Игнат. Смотрины.

Утро выдалось туманным и сырым. Толпа новоприбывших топталась у ворот, ёжась от холода. Мои «волки» стояли по периметру, держа пальцы на спусковых крючках. Атмосфера была напряжённая. Люди не понимали, чего ждать: то ли работы, то ли пули.

Я вышел перед ними. Рядом встали Игнат и Елизар.

— Слушайте сюда! — мой голос разнёсся над поляной. — Я не барин. Я не благотворитель. И кормить дармоедов я не буду. Здесь — артель. Здесь работают. Много и тяжело. И здесь воюют. Потому что нас хотят уничтожить.

По толпе пробежал ропот.

— Кто ищет лёгкой жизни — вон ворота. Скатертью дорога. Кто думает, что здесь можно отсидеться и на халяву пожрать — лучше уходите сейчас. Потому что за воровство, за пьянку, за лень у нас спрос один — суд Линча. Или просто выгоним в тайгу без штанов.

Я сделал паузу, вглядываясь в лица. Кто-то опустил глаза. Кто-то сплюнул. Но большинство смотрело с надеждой. Им не нужна была лёгкая жизнь. Им нужна была хоть какая-то жизнь.

— Теперь по порядку. Игнат!

Бывший унтер шагнул вперёд.

— Разбиться на десятки! — рявкнул он так, что пара мужиков присела от неожиданности. — Кто служил — шаг вперёд! Кто с ружьём обращаться умеет — шаг вперёд! Кто плотники, кузнецы — в другую сторону! Остальные — стоять и не мычать!

Начался хаос, который Игнат умелыми пинками и командами быстро превратил в подобие строя.

Я ходил между ними, вглядываясь в лица. Мне не нужны были просто руки. Мне нужны были глаза. Честные, злые, умные.

— Ты, — я остановился перед высоким, жилистым парнем с бегающим взглядом. — Откуда?

— С завода я, — буркнул тот. — Демидовский.

— Врёшь, — спокойно сказал я. — Руки покажи.

Он нехотя протянул ладони. Кожа была мягкая, без характерных мозолей от молота или кирки. Зато на пальцах — следы от карт. Шулер. Или мелкий вор.

— Гнать его, — бросил я Игнату. — И проверить карманы, не стянул ли чего.

Парня вытолкали за ворота под одобрительное улюлюканье остальных. Это был первый урок: я вижу всё.

Затем я подошёл к мужику лет сорока, с тяжёлым, угрюмым взглядом. Он стоял прямо, не горбясь, как большинство.

— А ты кто будешь?

— Кузнец я. Архипом звать. Сгорела кузня моя. Рябовские подожгли, когда дань платить отказался.

Я посмотрел на его руки. Огромные, чёрные от въевшейся угольной пыли, с ногтями, похожими на роговые пластины. Такие руки не врут.

— Кузня сгорела, а злость осталась? — спросил я тихо.

— Осталась, — так же тихо ответил он. — Если дашь молот — отработаю. Если дашь ружьё — тоже не промахнусь.

— Берём, — кивнул я. — Елизар, запиши. На довольствие, в первую категорию.

Процесс шёл медленно. Игнат проверял физическую силу и навыки обращения с оружием. Тех, кто держал ружьё как палку, отправляли в рабочую команду. Тех, кто знал, с какой стороны заряжать, Игнат отбирал в свой резерв.

Елизар же занимался другим. Он отводил людей в сторонку и беседовал. О жизни, о вере, о прошлом. Старовер был моим полиграфом. Он чувствовал гниль в человеке за версту.

К обеду мы отобрали десять человек. десять из тридцати. Остальным дали по