Господин следователь 5 - Евгений Васильевич Шалашов

И что подарить-то? Комплект белья? Так невеста со своим приданым должна быть. Слышал, родственники Анфею простили, уже привезли пару сундуков. Простынь и наволочек надолго должно хватить. Говорят, иной раз невестиного приданного до смерти хватает. Какой-нибудь чугунный утюг? В хозяйстве штука необходимая, но тащить полпуда? Горшки с кастрюлями? Ушат с коромыслом? Хрен его знает, что дарить, но тягать крупногабаритные подарки не стану. Нет уж, надо что-то попроще. А что можно подарить женщине, чтобы попало в цель? Только украшения. Дари что-то — не ошибешься. Но колечки можно дарить лишь женам и невестам, еще любовницам. А чужой жене кольца дарить нельзя. А вот сережки можно.

— Да, Фрол, чуть не забыл, — сказал Абрютин и снова полез в карман. — Ты как-то медаль свою обронил посмотри, не твоя ли? Но коли и не твоя, так похожа.

Не дожидаясь, пока Егорушкин примется разглядывать медаль, исправник прикрепил ее к груди Фрола.

Фрол и до этого был на седьмом небе от счастья, а теперь, похоже, подскочил до одиннадцатого.

Эту медаль Абрютин сам заказал, но не поскупился, сделали из серебра и с позолотой.

Кивнув молодоженам (кланяться-то тоже не полагается), мы пошли из храма. Абрютин собирался в управление, а я домой, на обед.

— Сколько я должен? — поинтересовался Василий Яковлевич.

— Нисколько, — покачал я головой. — Я эти сережки для Леночки покупал, ладно, что не подарил. Пришел — а у нее в ушах точно такие же.

— Так все равно — потратился, — хмыкнул Абрютин.

— Ты тоже потратился, — ответил я. — Медаль заказал, с меня ни копейки не взял. А сережки дешевые.

Соврал я Василю Яковлевичу. Сережки, хотя и сравнительно недорогие, но обошлись они мне в двадцать рублей. Плюс еще тридцать.

Все дело в том, что эти сережки мы выбирали вместе с Леной, моей невестой. Матушка и тетушка нас вчера выпустили погулять вдвоем, а я и посетовал — дескать, собираюсь на свадьбу фельдфебеля, а что подарить его невесте — ума не приложу. Насчет подарка для жениха решили, но будет несправедливо, если невесту обделить. Тут Леночка и изрекла — мол, покупай что-то золотое и блестящее, не ошибешься. Понравятся серьги — станет носить. Не понравятся — может их подарить или продать. Для женщины — пусть она дворянка или крестьянка, важно иметь какие-то ценности, пусть и небольшие.

Так что, пошли мы с невестой в ювелирную лавку. А там… Пятьдесят рублей из моего бумажника — фырк, и вылетело. Коль скоро купил сережки для чужой невесты, так надо что-то и для своей подобрать, верно? Тем более, если она рядом стоит. Выбирай, любимая!

Лена, разумеется, возражала, но я ей твердо сказал — мол, когда поженимся, тогда и станешь спорить, отказываться от украшений, беречь семейный бюджет, а пока — выбирай. Собирай, потихонечку, свои украшения. Вот, как наша дочка замуж соберется выходить, тогда ей и подаришь…

Подействовало. Леночка похмыкала и выбрала себе сережки. Это уже у нее которые? У нее у самой что-то было, я уже две пары дарил. Куда ей столько?

Нюшка, приняв у меня шинель, каким-то странным — хриплым голоском сказала:

— Обед сей момент подам.

Та-ак! Что это у нас стряслось?

— Ну-ка, покажи личико, — сказал я, взяв девчонку за плечи и поворачивая к себе. Глазенки распухшие, зареванные. — Аня, кто обидел?

— Никто, — замотала девчонка головой.

— Ань, говори. Я же все равно узнаю. Мальчишки какие-то или соседи?

Кто обидел? Да я с этого козла за свою Нюшку семь шкур спущу и ламбаду в сугробе плясать заставлю.

— Иван Александрович, никто не обидел, правду говорю. Мальчишек я и сама обижу, ежели что… Вы лучше к столу садитесь. И руки не забудьте помыть. А не то на меня все время ворчите, а сами грязными руками есть собираетесь.

Вот ведь, мартышка, ревет, а шпильку вставляет.

Пройдя вместе с кухаркой на кухню, вымыл руки, вытер их полотенцем, а потом уселся на табурет — длинный, как маленькая скамейка. Ухватив Нюшку, посадил ее рядом. Обняв за плечи, строго сказал:

— Садись, и рассказывай, что стряслось.

Неожиданно, Анька уткнулась мне в плечо и заревела навзрыд.

Я даже и растерялся. Утешать женщин приходилось, но как успокоить плачущую девчонку?

— Анечка, ты мне толком скажи — что стряслось? Обидел кто или дома неладно?

— У батьки деньги пропали! — рыдала Нюшка.

Батька у кухарки, насколько я помню, был управляющим склада купца Высотского, принимал у мужиков всякую железную хрень, вроде гвоздей, скоб и прочего, что изготавливали деревенские кузнецы на своих кузницах.

— Батька деньги потерял или их у него украли? — поинтересовался я. Потерял — это одно, а коли украли, совсем другое. — Если украли, надобно жалобу писать. Да и без жалобы, я сейчас к исправнику схожу, городовых возьму и всех, кто на складе, на уши поставлю.

Елки-палки, а где я сейчас городовых возьму? Абрютин же говорил, что остался только он сам с помощником, да пара дежурных. Все остальные на свадьбу к Фролу умотали.

— А кого на уши-то ставить? — всхлипнула Нюшка. — У батьки утром на складе народа много было, на кого думать? Господин Высотский батьке вчера деньги дал, чтобы с мужиками за железо рассчитался. Они нынче вечером за расчетом придут, а денег-то и нет.

— Но ведь кто-то к нему на склад заходил, значит, он и будет подозреваемым, — твердо сказал я.

Но твердость-то эта чисто для Нюшки. Если на самом деле через склад прошло много людей, хрен ты кого отыщешь. Видеокамеры бы поставили, что ли… М-да. Видеокамеры.

А если Игнат напишет жалобу, то что толку? Да и жалобу должен не он писать, а купец второй гильдии Высотский. Деньги-то его. Напишет купец жалобу, то кто станет первым подозреваемым? Правильно, управляющий складом.

— Отец купцу о пропаже сказал? — поинтересовался я.

— Как не сказал? Сразу же и сказал. А господин Высотский ему ответил — дескать, где хочешь, там и ищи. С мужиками он, так и быть, рассчитается, чтобы не позориться, а вот дальше Игнат сам думай. Срок тебе все про все неделя. Не вернешь деньги — уволю.

— Сколько надо?

— Двести рублей.

Двести рублей — деньги немалые. Это три моих месячных зарплаты, если не включать в них разъездные с квартирными. А кто-то на такие деньги год живет,