Господин следователь 5 - Евгений Васильевич Шалашов

не беда. Не на двадцать же и не на сорок? Зато он в новеньком мундире, с медалью. Орел!

Невеста, на фоне нашего красавца проигрывала. Ну да, молоденькая — лет семнадцать-восемнадцать, не дурнушка, но далеко не красавица. Маленькая, черноволосая, с остреньким носом. А еще я уловил ее взгляд. Вроде бы, этакий… бархатный, но прищур хищный. И уже чувствовалось, кто станет хозяином в доме. Пожалуй, с такой женой, Егорушкин позабудет, каково оно, бегать по бабам. Эх, бабы-то опечалятся, зато мужья вздохнут с облегчением. А еще господин исправник.

Будет теперь наш Фрол ходить по одной половице, заглядывать в глаза любимой супруге и больше всего бояться — как бы не огорчить любимую! Мы, разумеется, из мужской солидарности его пожалеем, но сами тихонечко похихикаем в кулачок. Но надо сказать — с какой любовью поглядывает Фрол на свою суженую! Так что, если человек любит свою жену, ему глубоко плевать, что станут говорить за спиной.

Мы с исправником, как два свадебных генерала, стояли рядом с родней жениха и невесты, в первых рядах. Неподалеку был еще один начальник — пристав Ухтомский, да еще и при полном параде и без шинели. Впервые видел Антона Евлампиевича при всех его регалиях.

Я не ошибся, солдатский Георгиевский крест — знак отличия Военного ордена у пристава имелся, да не один, а два!

Стараясь делать вид, что целиком поглощен службой, украдкой косился на грудь Ухтомского, пытаясь идентифицировать медали. «Анненскую» опознал сразу по красному крестику и красной ленте. Еще две награды, висевшие рядышком — обе из серебра, на георгиевской ленте, изображавшие соединенные вензеля императора Николая I и императора Александра II, тоже определил — первая «За защиту Севастополя 1853–1855», вторая «В память Крымской войны 1853— 1856». Серебряными медалями на георгиевской ленте награждали только непосредственных участников войны. А что за медаль из светлой бронзы с вензелем покойного императора? Она на георгиевско-александровской ленте. И еще одна — эта вообще с двуглавым орлом и на ленте, со странными цветами — белым, оранжевым и черным?[1].

Последнюю в ряду я вообще не опознал. Чей-то портрет. Ну, если портрет, так кого-то из императоров[2].

Понятно, отчего скромняга Ухтомский редко надевает боевые награды — с таким «иконостасом» мундир неудобно носить, да и звенеть медали станут при малейшем шевелении.

Тихонько, чтобы никто не слышал, шепнул Абрютину на ухо:

— Чувствую, барышня крепенько за Егорушкина возьмется. Можно теперь Фрола приставом ставить,.

— Ага, — так же шепотом отозвался исправник. Покосившись на Ухтомского, сказал: — Но не раньше, чем мой пристав в отставку выйдет.

Вот тут я согласен целиком и полностью. Фрол, при всей моей любви и уважении к парню, пристава пока не заменит. Нехай опыта набирается, пока старшие товарищи служат.

Служба закончилась, все потянулись к выходу.

Мы с Абрютиным остановились на паперти, поджидая молодых. А те, как только вышли из святых врат, тотчас же повернулись к нам.

— Ваше высокоблагородие… ваше благородие, спасибо за честь, — пробормотал Егорушкин.

Понятное дело, что нечасто исправники, вместе с сынками товарищей министров являются поприсутствовать на венчании фельдфебеля. Не знаю, как это сопоставить с армейскими мерками. Ну, наверное, если бы командир дивизии явился поздравить ротного старшину. Теоретически возможно, а практически маловероятно.

— На свадьбу к нам, милости просим, — заулыбалась невеста.

Бойкая, однако, девушка! Фрол с неким удивлением посмотрел на новобрачную. Про венчание он говорил и мне, и Абрютину, но парню и в голову бы не пришло приглашать начальство на свадьбу. Да и мы с исправником на свадьбу фельдфебеля бы не пришли.

— Мы бы с удовольствием, но служба, — сообщил я.

Не станешь ведь говорить, что не по чину нам с надворным советником приходить на их свадьбу? И нам это не нужно, да и мы на свадьбе нафиг никому не нужны. Гости будут сидеть пришибленные, да и мы станем чувствовать себя не в своей тарелке. Но некие приличия нужно соблюсти. И авторитет мужа перед женой поддержать.

Василий Яковлевич, крепко пожал руку своему подчиненному.

— Фрол, — проникновенно сказал исправник, впервые назвав фельдфебеля по имени. Посмотрев на невесту, склонил голову: — И ты, Анфея…

Тут Абрютин замялся и посмотрел на меня. Пришлось выручать.

— Дорогие наши Фрол и Анфея, — начал я речь, прижав руку к сердцу. — Мы сердечно поздравляем вас с этим важным событием в вашей жизни, желаем жить долго и счастливо. Как говорят — совет вам да любовь.

Чуть было не сказал «Горько», но это станут говорить гости после первой рюмки. А я сейчас скажу другое, более важное для молодых. Или, по крайней мере, существенное.

— Мы, с господином исправником решили сделать вам подарок, — сказал я, кивая Абрютину, а тот полез в карман и вытащил серебряные часы на цепочке.

Егорушкин, как я слышал, давно «облизывался» на часы — и вещь, крайне нужная для службы, да и на мундире смотрятся солидно, но самые дешевые часы стоят семь рублей, а дешевые лучше не покупать. Тратить десятку не по жалованью фельдфебеля. Поэтому, мы с Абрютиным скинулись.

Исправник вручил обомлевшему от радости жениху часы, а я, тем временем, вытащил подарок невесте — красивую коробочку.

— Анфея, а это тебе, — церемонно сообщил я.

Зардевшаяся невеста, открыв коробку ахнула, узрев золотые сережки с камушками. Конечно, они поплоше и подешевле тех, что я дарил невесте, но все равно, для крестьянской девки, коей до замужества была Анфея — огромное богатство.

— Ой, барин…— начала Анфея, но молодой супруг ее перебил:

— Не барин это, а сам господин судебный следователь Иван Александрович Чернавский!

— Ой, господин судебный следователь Иван Александрович Чернавский, не знаю, как вас и благодарить! Красота-то какая!

Невеста, похоже, решила немедленно поменять свои простенькие серебряные сережки на золотые, но Фрол ее остановил:

— Анфеюшка, давай до дома потерпим? Начнешь менять, ушко поцарапаешь. Там у меня зеркало есть.

Ишь ты, как он ее называет! А мог бы вообще феей звать.

Нет, не остановил Фрол свою Анфеюшку. Прежние сережки были немедленно вытащены и отданы мужу на сохранение, а в ушах у невесты (или уже жены?), заиграли камушки.

Народ заахал, кто-то завистливо, а кто-то и радостно, а Абрютин посмотрел на меня с кислым видом. Ну да, на покупку сережек мы с ним не договаривались, а наш исправник живет на жалованье.

Что вообще положено дарить молодым на свадьбу? Я бы попросту дал деньгами, но выяснил, что здесь