Пионер. Том III - Клим Ветров

— И что… так всех пока не перестреляем? — в голосе Гуся прозвучало недоумение.

— Типа того, — равнодушно ответил я. — Пока не найдем того, кто на самом деле рулит этой махиной.

— Может, как-то иначе? — спросил Гусь, почти умоляюще. — Без этого… — он кивнул назад, в сторону здания, где остался человек с простреленной ногой. Я понимал его, одно дело воевать с бандитами, с теми у кого есть оружие, и совсем другое вот так, с «гражданами».

— Как? — я посмотрел на него прямо. — Ты видел их? Чинуши. Крысы. Они понимают только один язык. Язык силы. Или страха. Кто сильнее, кто безжалостнее — тот и прав. Другого здесь не дано. Забудь про «иначе».

Машины, набирая скорость, вырвались за пределы завода, оставив за спиной серые корпуса, дымящие трубы и гнетущее ощущение. В салоне девятки повисла тишина, нарушаемая только гулом двигателя и свистом ветра в неплотно прикрытом окне.

— Думаю, в следующий раз нас будет ждать не просто вахтер… — процедил Миха — Рота солдат, минимум.

Его голос звучал глухо, без обычной бравады. В нем слышалась усталость и трезвая оценка последствий. Мимо мелькали обшарпанные заборы, разноцветные гаражи окраины.

— Рота не рота, — ответил я. — Но какое-то количество… да, наберут. Без проблем. У них деньги есть. Им есть что охранять.

Миха резко повернул голову, его взгляд, колючий и требовательный, впился в меня:

— И как тогда? А? Как мы к директору проберемся, если там уже будут ждать, с автоматами?

Я медленно выдохнул пытаясь не «взорваться». Его вопрос, такой наивный в этой реальности, сорвал последние предохранители.

— Ты сейчас серьезно спрашиваешь «как»? Ты думаешь, мы пришли сюда чай пить и вежливо просить? «Как»? Очень просто, Миха! Так же, как сегодня! С боем! Проломим, если не пустят! Перестреляем, если полезут! Или ты вдруг струсил?

С заднего сиденья, из облака сигаретного дыма, донесся глухой, усталый голос Гуся:

— Это же власть, Дим… — Он произнес это не как утверждение, а как констатацию тяжелого, неоспоримого факта.

— Не смешите меня, парни! — я перебил его, чувствуя, как адреналин снова подкатывает к горлу. — Какая они власть сейчас? Вы же видели их там, в этом кабинете? Своими глазами! Это же кучка перепуганных, жирных шавок! Трусливых шакалов, которые привыкли, что за их спиной стоит огромная, неповоротливая государственная машина — милиция, суды, армия, вся эта бюрократическая махина. Они десятилетиями прятались за её спиной, чувствуя себя неуязвимыми! Они делали всё, что им заблагорассудится, потому что знали — машина их прикроет, защитит, накажет любого, кто посмеет выступить против них! — Я ударил кулаком по скрипучей пластиковой панели. — Только теперь — ВСЁ! Конец сказке! Государства больше НЕТ! Машина сломалась, Гусь! Распалась! Остались только ржавые шестеренки и горючее для тех, кто смелее! Власть теперь — это не бумажки с печатями! Власть теперь — это ТЕ, у кого сила! У кого оружие! У кого решимость взять то, что нужно! А сила — у нас. — Я посмотрел на Мишин затылок, потом обернулся к Гусю. Его лицо в полумраке заднего сиденья было неразличимо, только тлеющий кончик сигареты. — Если мы, конечно, не струсим. Не сядем в уголок и не будем ждать, пока эти шавки сожрут все остатки.

Машина выехала из промзоны на более оживленную улицу. Я резко затормозил, пропуская автобус. И в этот момент, словно специально для иллюстрации моих слов, за окном мелькнула картина, вырванная из новой реальности.

Хлебный магазин. А перед ним — очередь. Даже не очередь, а живой, извивающийся червь отчаяния. Человек на сто, а может, и больше. В основном женщины. Они стояли, прижавшись друг к другу, в ожидании завоза. Воздух дрожал от приглушенного гула голосов, плача ребенка, резкого окрика какого-то мужика, пытавшегося пролезть без очереди, и тут же заглушенного ворчанием толпы. Запах уныния и безысходности казалось проник даже сквозь закрытые окна машины.

— Кроме силы, государство должно еще и народ кормить… — негромко, но отчетливо сказал Миха, глядя в окно.

— И мы накормим, — ответил я тихо, но так, чтобы слышали все. Мои глаза не отрывались от мелькающих за окном лиц в очереди. — Пока — свой район. Своих. Обеспечим людей хлебом, топливом, хоть каким-то порядком. А там… — я сделал глубокий вдох, впитывая эту картину всеобщего страдания, превращая ее в топливо для своей решимости, — там и этих, глядишь, научим. Шаг за шагом. Завод за заводом. Директора за директором. Пока не поймут, шавки, что кормушка кончилась. Что новая сила — это мы. А они — и есть та самая «машина», которая должна работать. Но по-другому. А мы заставим. Ибо не хрен.

Глава 17

После моего спича до самой базы ехали в тишине. И как только начал вырисовываться силуэт знакомого здания, я понял, покоя сегодня не будет.

Ничего страшного, но прямо перед дверью столпилось человек тридцать, а то и больше. Преимущественно мужики — разного возраста, от суровых сорокалетних, до щуплых двадцатилетних пацанов, по виду только что оторвавшиеся от мамкиных юбок. Мелькнуло несколько женских лиц; одна, постарше, нервно теребила край платка, другая, помоложе, прижимала к себе потрепанную сумку, словно щит. Третья стояла отвернувшись.

— Коммерсы собрались, — прошипел Ваня, вынырнув из тени прямо у входа. — Полчаса как приперлись, требуют «главного».

Я кивнул, скидывая с плеча автомат и передавая его кому-то из пацанов. Времени на раскачку не было. Отпив из фляги теплой, противной воды, вытер губы рукавом и шагнул вперед, к толпе.

Народ зашевелился, расступаясь, и вперед вытолкнули одного. Мужик под сорок пять, крепко сбитый, широкий в плечах, с круглой, обветренной физиономией настоящего славянина. Одет без понтов, но с претензией на статус: добротная кожаная куртка поверх свитера, крепкие фирменные джинсы, заправленные в высокие ботинки военного образца. Руки — сжаты в кулаки. Взгляд — прямой, без трусости, но и без дурацкой бравады. Чувствовалось, человек бывалый, не робкого десятка.

— Ты что ли за старшего тут? — спросил он сразу, без предисловий, чуть хрипловатым голосом.

Я просто кивнул, беззастенчиво разглядывая смельчака. Не торгаш с рынка, скорее хозяин какой-нибудь мастерской.

Он сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Толпа за ним напряглась. — Люди говорят, ты данью решил всех обложить? Так? — Ударение на «всех» было явным.

Желания ударяться в патетику у меня не было ни капли. Поэтому я сразу перешёл к сути, глядя ему прямо в глаза.

— Не хочешь платить? — спросил я ровно, без повышения тона, но так, чтобы слышали все в задних рядах.

Он выпрямился