Осень семнадцатого - Василий Павлович Щепетнёв

Пионеры, возбужденные предстоящим зрелищем, густой толпой повалили из класса, дабы освежиться. В Тереме для этого есть всё необходимое, включая туалетные помещения новейшего образца — как же без этого в двадцатом веке, веке гигиены и общественных санитарных норм? Цивилизация движется вперед именно такими мелкими, почти неприметными шагами. Но чрезвычайно важными. Скажи, какие вокруг латрины, и я скажу, в каком времени ты живешь.

Сам я на докладе Коли присутствовал незримо, с антресолей, устроенных на боковой стороне, там, где может устроиться скрипичный квартет, сопровождающий торжественный обед. Власть, даже самая малая, даже над двумя дюжинами гимназистов, должна быть по возможности окружена легкой завесой тайны — в данном случае, попросту тюлевой. Законы оптики на редкость удобны для наблюдателя: мне оттуда, сверху, всё прекрасно видно и слышно, а меня не видит никто.

Я смотрел и примечал. В моих планах, пока что существующих в виде наброска на полях более серьезных замыслов, — сделать Колю Деревенко Главным Пионером. Годика через три, не раньше, когда организация окрепнет, обрастет связями и, что важнее, собственными традициями. Пока же пионерия развивается вольно, стихийно, подобно княжествам в стародавние удельные времена. Вольно, но под неусыпным идейным влиянием «Пионерской Правды» — организатора и вдохновителя всех наших начинаний, это уж обязательно. На будущий год затеваю провести слет активов из разных губерний и, если звезды сойдутся, устроить плавание на «Штандарте» вокруг Европы. Можно и другой пароход арендовать, но «Штандарт» — оно и дешевле будет, всё равно расходы-то на «Штандарт» идут, что ему простаивать? А он простаивает. Решено, «Штандарт». Если только Papa позволит. Если он к тому времени не… Впрочем, я отвлекся. Пионер, как гласит негласный устав, должен быть оптимистом и мыслить исключительно позитивно. Что ж, попробую.

Внизу, в опустевшем зале, неторопливо работал мастер Кюн, расчехляя свой заветный кинопроектор «Люмьер» — ящик, наделенный почти магической силой. Возле него, подобно юным жрецам при древнем оракуле, вертелись трое пионеров, самых пытливых. Им страшно хотелось узнать, как обращаться с диковинным аппаратом. Мастер Кюн, к его чести, секретов не скрывал, напротив, охотно учил, растолковывал, показывал. Это, кстати, входило в условия его контракта. Да и почему, в сущности, не учить? Он, бедняга, весной собирается вернуться в Париж. Ах, Париж, Париж… У него там, на Монмартре, осталась жена и две дочки-погодки. И он, по его словам, страстно хочет поскорее их увидеть. А на заработанные в России деньги он мечтает открыть свое дело, небольшой, но первоклассный электротеатр. Уже и название придумал, со значение — «Царский». Так он, по крайней мере, говорил. Разумеется, не мне лично — наши социальные сферы соприкасаются лишь в точке кинопроектора, — но у меня, слава Богу, есть свои источники информации среди «технического персонала», то бишь прислуги. Без этого нельзя в наше переменчивое и полное неожиданностей время. Надстройка должна знать настроения базиса.

В наблюдательный пункт, нарушив моё уединение, пришли Анастасия и Мария. Их задача — следить за реакцией публики, улавливать малейшие оттенки смеха, скуки, удивления. Живой барометр зрительских эмоций.

Пионеры-помощники закрыли окна тяжелыми черными шторами. Включили электрическое освещение.

Мастер Кюн, давая урок демократии, доверил одному из пионеров — кажется, Егупову — маленький, но невероятно звонкий ручной колокольчик. И пионеры, услышав его призывный трепет, быстро-быстро, как поросята к корыту, прибежали назад, в зал. У нас на Ферме такой аттракцион устроила Мария. Условный рефлекс. Не пригласить ли великого Павлова прочитать лекцию пионерам?

Их, этих избранных, допущенных в святая святых — в Терем и вообще в Александровский Парк, — набирается ровно две дюжины. Отборные, проверенные вдоль и поперек. Генерал Джунковский, человек безупречной репутации и несколько старомодных понятий о чести, по-прежнему командует Отдельным Корпусом Жандармов, но свой знаменитый приказ о недопущении вербовки агентуры среди гимназистов ему пришлось, к его неудовольствию, отменить. Маклаков нажал, как следует. А Маклакову, в свою очередь, указал Papa. А Papa… а Papa подсказал я. Оно, конечно, очень благородно и по-рыцарски — ликвидировать институт осведомителей из гимназий и университетов, а также, что особенно трогательно, в армии и во флоте. Как говорят моряки, «на флоте». Благородно, бесспорно. Но кто сказал, что власть — дело благородное? Власть сродни работе сантехника: чтобы в стране было чисто и удобно, порой приходится прочищать канализацию. Неэстетично? Фи? А жить в дерьме не фи? Вы уж извольте выбирать.

Я оставил девочек одних — пусть смотрят, пусть учатся читать по лицам. Я же в этом понимаю мало, моя стихия — читать между строк официальных докладов. Вышел потайным ходом, ведущим из-за тюлевой завесы в мой потайной же кабинет. Левое крыло Терема было специально для того и пристроено, для встреч явных и встреч тайных, удовлетворять вполне естественную потребность власти в уединении и конспирации.

Из кабинета я вышел в коридор. У дверей, как два гепарда, стояли Гришка и Мишка, мои верные телохранители. На всякий случай. На время подобных визитов, особенно массовых, вроде сегодняшнего, из Александровского дворца сюда перекочевывает с десяток разных, ничем не примечательных людей — для присмотра, для порядка. Все они — из числа тех, про кого в просторечии говорят, что они способны на скаку остановить не коня — слона. В наше неспокойное время иначе нельзя. Даже в Царском Селе. Особенно в Царском Селе.

Кстати, надо бы навестить Биби, нашего слона. Мысль эта посетила меня внезапно, как часто посещают мысли о старых и верных, но подзабытых слугах. Сейчас он, бедняга, в своем слоновнике, в тепле и сытости, но, поди, испытывает смертную скуку. Удел всех пленников, даже царских. Слониху, что ли, ему завести для пары? Вопрос, на первый взгляд, сугубо зоологический, но в нем скрыт и некий государственный подтекст. Устойчивость любой системы, от слоновьей семьи до империи, зиждется на правильном подборе кадров и здоровом потомстве. Нужно будет снестись со специалистами, причем не с теоретиками из Академии Наук, а с практиками, людьми дела. Лучше всего — из Берлинского зоосада. У нас, надо признать, с зоосадами пока не очень, не до зоосадов, не до развлечений: Россия, вечно догоняющая, решает задачи иного порядка — прокладывает рельсы, строит заводы, вооружает армию. Слоны могут и подождать. Но не Биби.

В слоновник я, поразмыслив, решил заглянуть позже, когда освободится Мария, она тоже любит навещать Биби. Вместо этого свернул в библиотеку, просмотреть свежие газеты. Интернета, этого будущего чуда, нет, телевидения, этого коробейника грядущих десятилетий, — тоже. Остаются газеты — эти