Петр Третий. Наследник двух Корон - Владимир Викторович Бабкин

уговорить упрямую Царицу, но каждый раз она, не отвечая, проявляла достойное лучшего применения упорство.

— Ваш племянник очень популярен у финнов, и они, во множестве, готовы присягнуть ему, — Бестужев выложил последний козырь.

Отступать ему было некуда, не зря же он сам мчал с этим текстом из столицы.

Императрица снова углубилась в чтение:

' Мы, Божиею милостию, Елисавета Первая, Императрица и Самодержица Всероссийская, и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем сим всем и каждому, а особенно государственным чинам и жителям Княжества Финляндского.

На каких несправедливых основаниях настоящая война уже в продолжение нескольких лет была замышляема Швециею против России, и наконец объявлена, и начата сею Короною, про то достаточно известно всему свету, и легко поймут даже и все те шведские подданные, которые не совсем отказались от размышления и внемлят голосу здравого смысла….'

Составлено всё верно, она не желала этой войны, да и Швеции она была не нужна, только Людовику и Франции.

«… И как очень естественно, что к числу не желавших войны принадлежат и жители Княжества Финляндского, то они имеют тем больше повода желать скорейшего окончания войны, ибо они сами, их страна и имущество при настоящей войне совершенно невинно первые подвергаются жестоким бедствиям, и всякого рода разорения и потери претерпевать должны…»

Верно писано. Но вот их любовь к герцогу Гольштинскому не очень радует.

— Государыня, да и шведы после смерти королевы Ульрики Элеоноры и по бездетству брата Её, видят в Карле Петере Ульрихе своего наследника, а значит им легче согласится с его царствием в Финляндии будет, чем с нашим, — увидев раздумья Елисаветы попытался додавить Бестужев.

Успокоил так успокоил. Не отдаст она Петра шведам. Но и русскую кровь зазря лить не надо.

'…Мы не имеем ни малейшего желания и намерения присваивать себе даже и шагу чужой земли, охотно дозволим и всячески содействовать будем, чтобы упомянутое Княжество Финляндское могло достичь своей цели, если пожелает освободиться от владычества Швеции, чтобы ему и впредь, как в настоящее время, чрез эгоистические виды нескольких лиц, не подвергаться опасностям губительной войны и первым бедствиям оной, и если оно захочет, как свободное и ни от кого не зависящее государство быть под собственным, избранным самими финляндцами правлением, пользуясь всеми к тому относящимися правами, привилегиями и льготами, которые, для их собственной пользы и твердого основания их независимости, будут ими признаны нужными и полезными, то Мы им, для защиты и охранения таковых их новых учреждений, во всех случаях, и когда только встретится нужда, Нашим войском усердно помогать будем, посылая им его, когда и сколько потребуется; а также и в прочих их просьбах, относящихся до всего могущего содействовать таковым их намерениям, с которыми они найдут нужным обратиться к Нам, обещаем охотно, и с милостивой благосклонностью, помогать и содействовать.

Таким образом, и чрез сие средство Финляндия, когда она вышеупомянутым путем будет иметь собственные законы и свой образ правления, сделается границею и преградою между русскими и шведскими границами, чрез что именно и уничтожатся все беспокойства и опасения, которые Швеции причиняет близкое соседство Русского Государства; почему и сама сия Корона, по справедливости, и если она действительно желает впредь сохранять дружбу и доброе согласие с Россией, не может найти ничего дурного в оном предложении.

Впрочем, Мы, с Нашей стороны, для большего удостоверения государственных чинов Княжества Финляндского в том, что Всемилостивейше данное Нами им обещание свято соблюдено и исполнено будет, готовы заверить его самыми формальными удостоверениями и положительными доказательствами, какие они только сами пожелают. Но, если же, вопреки всем справедливым ожиданиям, сие Наше доброе расположение и благое намерение не будет с готовностью принято Княжеством Финляндским, и жители оного, из неуместного упрямства, станут при настоящей войне враждебно действовать противу Нас и Наших войск, и будут чем бы то ни было помогать шведской армии, то Мы, хотя и противу Нашего желания и склонности, будем вынуждены приказать разорить эту страну огнем и мечом. О чем Мы, для надлежащего сведения и руководства, всех и каждого чрез сей Наш Манифест опубликовать приказали.

Дан в Москве 18-го марта 1742 года.

ЕЛИСАВЕТ'.

Императрица таки решилась и подписала «Манифест».

— Алексей Петрович, я сейчас напишу Ласси что для Финляндии это на шведском и финском напечатать надобно и распространить, — спокойно сказала Елисавета.

Бестужев поклонился.

— Но! До того о сем манифесте на Москве и в Санкт-Петербурге никому даже в иностранной коллегии знать не надобно!

Особенно Петру! Продолжила уже мысленно Императрицы.

Корона Финляндии может сильно вскружить ему голову.

Лишнее сие.

* * *

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. 24 апреля (5 мая) 1742 года.

Вы когда-нибудь присутствовали на коронации? Нет, не по телевизору или через экран монитора, а вот так — лично? Едучи в кортеже карет коронуемой Императрицы?

Я вот никогда. Даже и не мечтал. Ну, не то, чтобы я мечтал, просто даже в мыслях не было. Что ж, коронация тётушки Лизы готовилась с совершеннейшим размахом в своей торжественности.

Полуразваленное скопление строений в Кремле даже слегка подмарафетили, украсили всякими еловыми ветками (ощущение, что половину какого-то леса изничтожили), цветами и прочей мишурой. Играла музыка. Было торжественно-парадно-весело.

Было ли весело мне? Не особо. У меня не отступали нахлынувшие тоска и апатия. Скучно и тоскливо. В Киле я себя утешал: «Ничего, брат, потерпи, Гольштиния — дыра. А в России развернёмся по полной!» И что? И где? Мне тут ничего не дают делать. В первую очередь моя распрекрасная тётушка. Таскает меня за собой повсюду, как собачку кучерявую. Не обед, так праздник. Не праздник, так ужин. Не присутствие в церкви на богослужении, так охота. Визиты, ассамблеи, богомолья всякие… Мне в храме всегда выделают отдельное место, сегодня вот даже оборудовали его. Что б «еретик» не перепутал. «Размоливают» они его что ли?

Если это филиал тоскливого ада, то я как раз в нём. Если с Петербургом считать, то третий уже месяц.

Даже толком поработать над вопросом открытия в будущем Московского университета мне не дали. Не ко времени. Война и всё такое прочее. Ну, я не унываю, прожекты пишу, и об университете, и о всяких доступных сейчас новациях. Под разговоры о «храме науки» вырваться в полезные места хоть удалось. Тоже в основном встречи и приёмы. Но, соратников и меценатов будущего Университета как-то