Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

— Добровольцев? — встрял Акула.

— Ага, — продолжал добродушно Костя, — нас, просто память стёрли для каких-то надобностей: может, так им нужно для чистоты эксперимента. Ну и вот, отправляют теперь. Я бы, например, поучаствовать в таком согласился…

— А я вот — хер.

Это и так понятно, что ты хер, подумал про себя Жека, но говорить вслух, конечно, не стал.

— Да какие сейчас исследования, — махнул в сумраке рукой лысый Фёдор. — Только бабло пилят, да и всё. Не верю я в эти прорывы.

— Всё не вполне так, — ответил на это Костя. — В военной отрасли, я слышал, исследуют вовсю. И бабки пилят, это само собой, но и исследуют тоже.

Фёдора это убедило не особенно.

— Да, и вот ещё что, — продолжил Костя после того, как все успели помолчать о своём. — Города, где мы живём… Они друг от друга не близко, но я тут посмотрел по карте, у меня в телефоне в кэше оставалась… Так вот города наши на карте располагаются почти строго на одной линии, с северо-запада на юго-восток. Ну или наоборот…

— Что наоборот? — не понял Акула.

— Или с юго-востока на северо-запад.

— И что это означает?

— Я не знаю. Но все пять на одной линии… Совпадение довольно интересное…

— Как будто что-то летело вдоль шарика и нас собирало, да? — усмехнулся в сумраке Фёдор.

Все замолчали.

Замолчали все — кроме ветра за окном. Он всё свистел, толкался в стекло, скрежетал над дверьми железом, как будто грыз его там.

Жека поёжился. Подумалось, что хорошо бы это всё и оказались учёные с их экспериментами. Пусть даже и вот такими, не спрашивающими согласия. Вот бы сейчас очнуться где-нибудь в другом месте, в лаборатории исследовательского какого-нибудь центра, с проводными присосками на башке — и чтобы присоски эти тут же отлепили, пожали ему руку и сказали: всё, мол, свободен, распишись вот здесь, а ещё вот здесь и ступай вон туда, в бухгалтерию за премией. Он бы, наверное, на радостях и ругаться не стал. Да, размечтался…

Что же это за место такое, Башня?

А может, внезапно подумалось Жеке, это всё… Как бы его назвать?.. Посмертие, вот. И они все уже того, помёрли. И сам Жека тоже. А что? На дороге погибнуть и не успеть ничего понять возможности имеются. Акула этот коммерческий — он бизнесмен, у них там, хоть сейчас и не девяностые, тоже всякое случается. Да и на дороге, кстати, у него вариантов куда-то влепиться даже побольше Жекиного: наверняка ведь гоняет на каком-нибудь Порш-Кайене или Рейндж-Ровере, да так, что мозги от мощи под капотом отключаются — и давай лететь двести пятьдесят километров в час, петлять в потоке и обгонять с ограниченной видимостью. Охранный спортивный Фёдор, может, не рассчитал нагрузку в тренажёрке, не молодой ведь уже. Депрессивный пациент Костя мог и сам наложить на себя руки. А Николаич вроде постарше других, этот мог скончаться и от естественных, так сказать, причин…

Так что теперь, мысленно похоронив всех присутствующих, думал Жека дальше, попали они вместе с ним в какое-то непонятное, не существующее в реальности место, в лапы к какому-то усатому чёрту. А тот над ними куражится: отправляет на какие-то нелепые задания, лупит по голове бетонными барабанными пионерами. Или, может, у других не усатый и не пионеры? Так и не спросишь ведь, нельзя, за такие вопросы здесь электрическими токами пуляются…

Тем временем вероятная с Жекиной точки зрения жертва нарушения скоростного дорожного режима Акула Стас что-то говорил. А говорил он о том, как только что вспомнил: вроде бы перед самой отправкой, то есть перед тем, как человек-Капица зачитал всех своим гипнотическим чтением до бессознательного состояния, слышал, как под потолком (скорее имелось в виду, видимо, над потолком) что-то начало ощутимо гудеть. Теперь он даже сбросил тапки и забрался на стол, чтобы послушать, но ничего не услышал, да и никто не услышал — может, правда, в этом мешал шум ветра за окном. И всё равно акулий человек повёл к тому, что хорошо бы проникнуть на второй этаж и посмотреть, что там есть. Вдруг там какое-то оборудование, которое можно обесточить. Тогда хозяевам оборудования, хочешь не хочешь, придётся здесь появиться. Мысль эта была интересная.

Потом компьютерный Костя захотел покурить. Из всех курили только он и Николаич, Жека видел, как они иногда вежливо выходили на улицу. Теперь на улицу лучше было, конечно, не выходить. В этот раз Николаич отказался, и никотинозависимый человек Костя с кислой миной остался на месте, тогда лысый Фёдор сказал ему:

— Да иди в тамбур, чего ты мнёшься, только дверь туда прикрой. И наружу, смотри, не суйся.

Костя подумал и пошёл.

Как говорится, ничто не предвещало.

Свет в зале к тому времени уже горел, Акула включил его перед тем как запрыгивал на стол. Все стали разбредаться кто куда. Жека пошёл к окну, там под батареей всё ещё стояли его кроссовки, и он собирался переставить их на обувную полку.

В этот момент оно и случилось.

За закрытыми дверями тамбура что-то бахнуло, и тут же эта дверь задёргалась и задребезжала ручкой, а из-под неё засвистело настолько резко, что звук этот болезненно резанул по ушам. Тут же за окном что-то мелькнуло, и Жека не сразу разобрал, что это был Костя. Тёмную фигуру протащило по земле, пару раз перевернуло, потом он остановился. Компьютерный незадачливый человек сел на земле, попробовал подняться, и его тут же повалило и уволокло ещё немного прочь от Башни.

В этот момент оказавшиеся у двери в тамбур Фёдор и Николаич дёрнули дверь на себя — и она с готовностью распахнулась, отбросила их, как две кегли, и шарахнула о стену. Акулу ворвавшимся вихрем покатило вместе с креслом и ударило о шкаф, даже стол чуть сдвинуло. Жека оказался в удачном месте, его только подтолкнуло и слегка стукнуло головой об оконное стекло. По комнате заметались сорванные с вешалок куртки, обувь, всё это носилось в колючей снежной пыли.

Вместе с рёвом уличного ветра и снегом в помещение также ворвалась жуткая холодина.

За окном человек-Костя продолжал бороться со стихией. Он с трудом поднимался, делал, согнувшись под сорок пять градусов, несколько мучительных шагов, и его снова валило и отбрасывало на исходную позицию. Освещалось это действо светом из окна и мелькающей светлой