Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

ну и ужас на колёсах, подумалось Жеке, и он тут же устыдился этой мысли. Потому что незачем было подходить здесь со взрослыми и тем более современными мерками. Волшебство этого велика существовало там, в детстве. Пусть же там и остаётся, как и многое другое, чем жили они тогда. И не надо перечитывать рассказы Носова, и старые фильмы про индейцев и про Робин Гуда смотреть заново тоже не нужно.

Вор Велосипедов прислонил велик к пеньку, и тот остался стоять, шерстяной и нелепый, как верблюд посреди пейзажей средней полосы.

Подошёл и дедок.

— Машина, небось, овраг кусты прятал?

Жека едва не присел на пятую точку от проницательных этих слов. Он замер в нерешительности.

— Овраг кусты, — согласился, секунду подумав, стараясь не подавать вида, что изрядно растерялся.

Дедок усмехнулся. Цыганский ли это барон или заменяющий того на время отъезда какой-то родственник, Жека решить для себя не смог, да это было и не важно.

— Садись свой лайба и ехай, — сказал тот Жеке. — Машина сами заберём.

Услышал эти слова, Вор Велосипедов тут же отправился во двор — видать, переобувать свои шлёпанцы на что-то более удобное для ходьбы по оврагам. Остановился, взглянул напоследок. Иди, иди, хрен моржовый, подумал Жека. В девяностых будет тебе, где развернуться.

Жека тоже не стал заставлять тебя ждать. Он вытащил из носка ключи от жигуля, протянул дедку. Потом взял велик, примерился — и решил, что лучше уведёт его отсюда пешком, а там, подальше, уже на него заберётся. Не было просто у него уверенности, что получится нормально поехать с первого раза, не сидел в велосипедном седле Жека лет уже, наверное, двадцать. И показывать это здесь было, конечно, ни к чему.

— Эй, — окликнул его дедок.

Жека настороженно обернулся.

— Ты откуда взялся такой отчаянный?

Тут Жеке полагалось ответить что-то остроумное, хлёсткое, выдать ударную фразу, как в кино, как в фильме, например, «Последний бойскаут» или тому подобном. И Жека застыл, глядя на невысокую сутулую фигуру в пиджаке и обвисших спортивках с пузырями на коленях. В голову, как назло, ничего не приходило.

Пауза затягивалась. И когда Жека открыл уже рот, чтобы произнести что-то банальное, «здесь недалеко» или типа того, случилось неожиданное.

Что-то зашуршало в ближних кустах, и оттуда прямо к Жеке метнулась тень, настолько быстрая, что он и испугаться толком не успел. Да пугаться было и ни к чему, потому что тень та оказалась Воробьём. Этот балбес, как теперь выяснялось, не ждал Жеку ни на какой остановке, а припёрся сюда и просидел всё время рядом в кустах.

Подбежав к Жеке, Воробей мазнул по нему блуждающим взглядом и шагнул к дедку.

— А он не просто так! — раздался звонкий голос Воробья. — Он из каратэ, из секции! Куку-Шанхай, слышали? Так что: не дай бог!.. Вам тут повезло! Повезло вам!..

Тут Жека смог, наконец, его угомонить и впихнуть на велосипедное сиденье.

Растолкав велик с пытающимся выкрикнуть что-нибудь ещё Воробьём, Жека запрыгнул на багажник и свирепо зашипел в воробейскую спину:

— Крути, блин, педали, карате Куку-Шанхай!.. Погнали отсюда быстрее!

Потом, обернувшись, Жека подуспокоился: никто не собирался за ними гоняться. Дети куда-то попрятались, Вора Велосипедова тоже не было видно.

Только одинокий дедок глядел и глядел им вслед, выделяясь чёрным силуэтом на фоне угасающего костра. Жека подумал, не помахать ли ему на прощание рукой, и решил, что делать этого, пожалуй, не стоит.

***

Они на полном ходу свернули с цыганской улицы, пролетели через пустырь и по тёмной, хлещущей ветвями тропе углубились в ясеневую рощу. Там слезли с велосипеда и пошли пешком. Потом, дойдя до асфальтированной дороги, где иногда попадались и фонари, снова поехали.

За Жекиным «Салютом» к доброму дядьке-сторожу заходить не стали — поздно, завтра. И Жека ясно чувствовал, что делать это придётся уже не ему. О том, будет ли Жека-ребёнок помнить что-то о сегодняшних событиях и как их для себя объяснит, Жека решил не озабочиваться. Пусть Время, хвалёный всемогущий великан, само эти вопросы как-то урегулирует.

Воробей, пока шли пешком, всю дорогу гладил велосипед по сиденью, рулю и меховой раме. И без умолку рассказывал, как решил не дожидаться Жеку на остановке и пробрался кустарниками к месту главных событий. Как наблюдал оттуда за всем, как рванулся уже на помощь в критический момент, но не успел, да и страшно вообще-то было. Жека ни в чём товарища, конечно, не винил.

Они ступили на родную свою улицу и скоро уже пожали друг другу руки.

— Слышь, Жексон… Это самое, — пробормотал Воробей, клацая зачем-то велосипедным ручным тормозом. — В общем, спасибо тебе.

Жека, и так давно уже сам не свой, ощутил в горле знакомый комок.

— И тебе за всё спасибо, — буркнул он и поспешил поскорее отвернуться.

Потом, чуть отойдя, повернулся, конечно, обратно. Стоял, смотрел, как распахивает со скрипом калитку навстречу Воробью тёть Наташа, толстая и голосистая воробьёвская мама. Слушал, как выговаривает она Воробью за позднее возвращение. Воробей тащил во двор велосипед и негромко оправдывался.

— Прощай, прощай, друг, — прошептал Жека, развернулся и пошёл вниз по улице, уже не оглядываясь.

Он направлялся к своему двору. Там, Жека давно это чувствовал, его уже ждали.

Со столба у автобусной остановки тускло светил фонарь, в канаве стрекотали сверчки. А в тёмном пространстве у калитки прохаживался нетерпеливо, мерил сумрак под деревьями широкими своими шагами, задевал ветви массивной фигурой одному Жеке видимый исполин, темпоральный бетонный пионер.

***

Приходя в себя, путешественник во времени Жека Барсуков ещё не разлепляя веки почувствовал, где находится. И когда глаза его открылись, вид круглого стола, кресел и замерших в них четверых людей он встретил с пониманием. За окном было темно, там резко свистел ветер, что-то громыхало глухо и однообразно. Как-то слишком разгулялась там непогода, но Жека пока туда не смотрел.

Кажется, в этот раз Жека вернулся в Башню первым: остальные сидели с закрытыми глазами и дышали глубоко и ровно.