Перекресток возможностей - Л. Нил Смит

в свободное от работы время, ну, знаете, с маленькими шариками бахромы по краям. Когда он ее приподнимал, его волосы были лихо смазаны маслом и разделены пробором посередине, как у Рудольфо Валентино.

Культурный шок — ужасная вещь. Спросите того, у кого он есть.

Он усадил нас рядом с двухэтажным водопадом и удалился походкой тореадора. — В прошлом месяце, — пробормотал Эд, — это была «Gemütliche Bierhefe Герра Мипа», а за месяц до этого — «Южное Барбекю Полковника Мипа». Хоть бы он дал декораторам отдохнуть.

Я ухмыльнулся. — По крайней мере, у него всеобъемлющий интерес к…

— Кошерное тоже было. Где-то в декабре. Лучшая еда в Лапорте, но, должно быть, это сводит миссис Мип с ума. Она и дети заправляют кухней.

— «Наша еда — руки человека к ней не прикасались»?

— Что?

— Неважно. Что после обеда? Хочешь посмотреть, где я приземлился в парке?

— Нет… какой, чума его дери, «такарито»?… мы поедем в университет, разыщем этого исследователя, к которому нас так неохотно направил Бертрам. Парк как раз через дорогу оттуда, через бульвар Конфедерации, если ты настаиваешь.

— Какого черта, это ведь не детектив должен возвращаться на место преступления. — Пока я выбирал меню, я услышал тихий голос:

— Сигары, сигареты, марихуана? Сигары, сигареты… что-нибудь для вас, сэр? У нас на этой неделе отличные «Красные кхмеры».

— Милочка, я, бывало, арестовывал людей за продажу этого добра. Только сигару, спасибо. Что-нибудь будешь, Эд? — Он постучал по карману с сигаретами и покачал головой, не отрываясь от меню. Я заплатил маленькой шимпанзе, которая сделала мне реверанс и подарила зажигалку.

Эд ел дольше, чем я, — я все равно считаю, что индейка в шоколаде [89] — это тяжеловато для обеда. Поскольку я внезапно разбогател, я решил заплатить. На экране появился счет, и я повернулся к своему жующему сотрапезнику: — Эд, это правильно, серебряная четверть унции? Это же всего полтора бакса!

— Ммф. Наверное, по ошибке добавили твою сигару. Нужны деньги?

— Нет, — рассеянно заметил я. — Как и никому другому здесь, очевидно.

Он бросил на меня подозрительный взгляд. — К чему ты клонишь?

— Ну, меня это беспокоит с тех пор, как мы ушли от Валентайна. Вообще-то, с тех пор, как я сюда попал. Взять, к примеру, машину Люси…

— Вот ты и бери. Мне моя «Неова» нравится больше, даже вся в дырках от пуль. — Он оторвал уголок сопапильи [90] и залил внутрь мед.

— Тогда ее дом. Или твой. Ты понимаешь, моя старая квартира поместилась бы… черт, да она бы практически поместилась в один из ховеркрафтов Люси! Куда бы я ни пошел в этом городе, у всех куча денег, и все стоит практически ничего. Где вы прячете своих бедняков?

Эд критически заглянул в выпечку и продолжил ее наполнять. — Какого, во имя эпидемии, ты думаешь, мы из себя представляем?

Я начал смеяться. — Да ладно тебе…

— Нет, ты давай! Люси — дама на пенсии; Форсайт, как ты его назвал, «охранник по найму». И когда ты вообще видел богатого детектива?

— А как насчет Клариссы?

Он откусил кусок сопапильи, мед потек у него по подбородку. — Ремесленник, как и любой другой. Позволь мне тебя кое о чем спросить: сколько заживало твое плечо?

— По стандартам, к которым я привык?

— Переломы костей — это проблема, которую мы решили, в основном, благодаря значительным — по твоим стандартам — объемам научной и экономической свободы. — Он откусил последний кусок и вытер подбородок. — Мы также победили голод, теми же средствами. Все, что нужно сделать, — это оставить людей в покое.

— Чтобы они умирали на улицах от старости или голода? Вот для этого и нужно правительство, Эд, чтобы заботиться о тех, кто не может…

— Все наоборот, Уин. Политикам нужны человеческие страдания, для самого их…

— А вот погоди! Мы тратим триллионы, просто чтобы…

— Разделить страдания на всех! Мой друг, правительство — это болезнь, маскирующаяся под лекарство от самой себя.

— Должны же мы делать хоть что-то правильно, США — самая процветающая…

— Трущоба в твоем мире.

— Самый бедный американец — богач, по сравнению с другими странами!

— А самый бедный конфедерат — богач, по сравнению с большинством американцев. Все ваши налоги и регуляции замораживают старые богатства и делают невозможными новые состояния — за исключением тех, у кого есть политические связи. Богатые отбиваются от закона, в то время как тех, кто ниже, обчищает до нитки ваша ИРА. [91]

— НС, хотя я соглашусь, что практической разницы не так уж и много.

— Новые возможности, Уин, новые предприятия! Вот как на самом деле распределяется богатство. В любом цивилизованном обществе бедные тоже становятся богаче. Довольно скоро становится трудно разобрать, кто есть кто. Скажи мне, как долго американец работает, чтобы купить машину?

— Он больше не может. Раньше мы растягивали это на пару лет, а что?

— Уин, конфедератский ховер-багги — это примерно три недели заработка… не смотри на меня так! Как насчет дома?

— В наши дни — забудь. Десять лет назад — может, пять годовых зарплат. На самом деле, речь идет о сорокалетней ипотеке, даже с…

— Я расплатился за свой дом за шесть месяцев. И, Уин, этот обед, которым ты любезно угостил, — дорогой. В конце концов, Мипу нужно платить декораторам. Мы могли бы поесть за углом за ту же цену медью!

— Какого хрена все так чертовски дешево? Вашим рабочим не нужно есть? Или у вас все автоматизировано?

— Автоматизация не помогает: всегда требуется больше людей для создания и обслуживания оборудования, а реальная проблема здоровой экономики — это хроническая нехватка рабочей силы. Вещи не неестественно дешевы. Уин, мы просто не терпим паразита, который забирает половину твоего дохода, а потом встраивает еще больше налогов во все, что ты покупаешь! Вы, народ, пытались выжить на четверть своей производительной мощности — на восьмую, если считать затраты на регулирование, — в то время как Государство съедает остальное! Удивительно, что вы вообще выжили!

Я задумался об этом на минуту. Может, мы и не выживали. — Так ты говоришь, что никто из вас на самом деле не беден?

— Не в том смысле, как ты думаешь. Ты обнаружишь, что мы