Инженер Петра Великого 7 - Виктор Гросов

блеснули камни и золото. — Все, что я смогла взять с собой. Не знаю, хватит ли этого, но это все, что у меня есть. Берите. И сделайте то, что должны. Верните мне его.

Поначалу я хотел отказаться, но увидев ее взгляд, передумал. Это был акт высочайшего государственного доверия. Она вручала мне свою судьбу и судьбу Империи, и теперь я действовал от имени ее величества.

Уже к полудню по всем улицам Ясс били барабаны. Получив от меня четкие инструкции, глашатаи сзывали народ на главную площадь: «Именем ее величества государыни Екатерины Алексеевны и по приказу бригадира Смирнова! Всем ткачам, швеям, плотникам, кузнецам, кожевникам и прочим мастеровым людям — явиться на площадь! За утайку — суровое наказание! За усердную работу — двойная плата серебром!»

Площадь заполнилась гудящей, встревоженной толпой. Я вышел на крыльцо ратуши; рядом со мной стоял Анри Дюпре. Увидев масштаб моего нового замысла, этот прирожденный инженер не смог устоять: профессиональное любопытство и азарт творца клокотали в нем. Он сам вызвался помочь.

— Люди Ясс! — я громко воззвал к толпе. — Враг у ворот. Ваша армия и ваш господарь далеко. Спасение ваших жизней, ваших домов и семей теперь — в ваших собственных руках! С этой минуты наш город превращается в одну большую мастерскую! Каждый, кто умеет держать в руках молоток, иглу или топор, становится солдатом! Мы построим машину, которая спасет нас всех!

Подробностей я не раскрывал. Людям не нужны были чертежи, им нужна была вера. Армия и город слились в единый, лихорадочный механизм. Мои солдаты работали бок о бок с местными ремесленниками. Местные, конечно, были не в восторге, но деньги решили все сомнения.

Анри Дюпре, получив в свое распоряжение лучших местных мастеров, превратился в настоящего технического диктатора: он кричал, чертил эскизы на земле, проверял каждый узел и заготовку. Его энергия заражала всех вокруг. Он исполнял приказы, творил, упиваясь возможностью реализовать самый невероятный проект в своей жизни.

Яссы взбаламутили. Из кузниц доносился беспрерывный стук молотов, в швейных мастерских скрипели сотни игл, на плотницких дворах визжали пилы. Город жил в лихорадочном, безумном ритме созидания. Мы строили наше спасение.

Наш штаб, он же конструкторское бюро, разместился в огромном, пустующем амбаре на окраине Ясс. Здесь кипела работа, на привычную войну ничем не похожая. Скрип игл и визг пил вместо бряцания оружия; едкий, терпкий дух свежесваренного клея и раскаленного железа вместо запаха пороха. Центральное место в этом хаосе занимал Анри Дюпре. Француз преобразился. После бойни в ущелье в его глазах появилось нечто новое: он смотрел на меня как на носителя пугающего и завораживающего знания. Для него я был человеком, меняющим саму суть войны, и причастность к этому стала его высшей целью. Профессиональная гордость уступила место почти детскому любопытству и жгучему желанию стать частью этого невероятного действа.

В теоретических расчетах он помочь не мог: физика газов была для него пустым звуком. Но стоило мне после бессонной ночи, проведенной с грифелем в руках, выложить перед ним стопку эскизов и таблиц, как его глаза загорелись. Он не понимал, почему это должно полететь, но как гениальный механик мгновенно понял, как это можно построить.

— Мсье Петр, — произнес он, тыча пальцем в мои выкладки, и поручик-толмач едва успевал за его быстрой речью, — эти цифры… они сводят меня с ума. Шар диаметром в десять метров… Чтобы поднять одного человека! Вы уверены? Это похоже на магию!

— Это не магия, Анри, это физика, — ответил я. — Воздух при нагревании расширяется и становится легче. Все просто. А вот воплотить эту простоту в реальность — задача для вас. Считайте, что вы строите небывалый собор. Я даю вам чертеж свода, а вы должны подобрать камни и скрепить их раствором.

С этого момента Дюпре стал моими руками и голосом. Я ставил задачу, а он с фанатичным усердием находил для нее самое изящное конструкторское решение.

Первой и главной проблемой стала оболочка. Мои расчеты привели к тому, что мне требовалось более трехсот квадратных метров ткани.

— Грубая мешковина, как в степи, не годится, — констатировал я. — Ее вес сожрет всю подъемную силу. Нужна ткань легкая и прочная.

Решение нашлось очевидное и варварское. По моему приказу солдаты отправились на реквизицию. В наш амбар потекли рулоны тонкого голландского льна, отрезы шелка, офицерские простыни и скатерти — весь город был пущен под нож ради нашего небесного корабля. Под присмотром моих унтеров и старого фельдфебеля Матвеича сотни женщин, от жен ремесленников до знатных боярынь, сели за иглы. Амбар превратился в исполинскую швейную мастерскую, где день и ночь сшивались воедино разномастные лоскуты. Наше будущее «Вознесение» походило на гигантское одеяло нищего.

Однако сшить полотнище было лишь полдела. Главная проблема — герметичность.

— Пропитка смолой недопустима. Слишком большой вес, — сказал я Дюпре, и тот согласно кивнул. — Нужно что-то другое.

Идея пришла из глубин памяти, из обрывков знаний о старинных технологиях.

— Молоко, — произнес я. — Мне нужно много кислого молока. И еще — известь и льняное масло.

Дюпре посмотрел на меня с недоумением. Он уже понял, что логика моих решений часто лежит за пределами его понимания. По городу бегали мои солдаты, скупая и реквизируя у крестьян все молочные запасы. В огромных чанах под открытым небом мы варили адскую смесь: скисшее молоко, превратившееся в творожистую массу, смешивали с гашеной известью и льняным маслом до состояния густого, пахнущего кислотой клейстера. Это был казеиновый клей, один из древнейших и прочнейших составов. Дюпре, поначалу отнесшийся к моей затее со скепсисом, после первых же проб пришел в неописуемый восторг. Он сам руководил процессом, заставляя работниц слой за слоем наносить горячий состав на натянутые полотнища. После высыхания на солнце ткань превратилась в нечто удивительное: тонкую, эластичную, полупрозрачную и на удивление прочную пленку, которая совершенно не пропускала воздух и почти не добавляла веса.

Параллельно шла работа над гондолой и системой управления. Следующей задачей стала легкая и прочная корзина. Дюпре, поразмыслив, предложил сложную конструкцию из гнутого дерева и железных скоб. Я же, видя, как местные крестьяне носят на рынок тяжести в огромных ивовых коробах, нашел решение проще.

— Используем их технологию, Анри, — кивнул я в сторону крестьян, — но усилим по-нашему.

По моему приказу плетельщики создали легкую и жесткую корзину из лозы. А вот силовой каркас Дюпре спроектировал гениально: вместо тяжелых кожаных ремней он натянул тонкие,