Ревизор: возвращение в СССР 32 - Серж Винтеркей

— В смысле… Она что, и в институт на занятия с ребёнком ездит? — не поверил я.

— Договорилась в деканате на первый месяц-два, пока малая к саду привыкнет, — развёл руками Костян. — Вошли в положение. Сидит, рисует карандашами на заднем ряду. Девчонки из группы все время вокруг вьются, помогают… Она дисциплину понимает, никаких проблем не создает.

— И как преподаватели к этому относятся?

— Так все же знают, что она у нас детдомовская. Жалеют, сочувствуют даже, помогают. Оценки Женьке завышают!

— Обалдеть… Вот у нас люди!

Сразу мысль родилась статью об этом написать, но вовремя опомнился. Зачем всей стране знать, что у Брагиных малышка приёмная? Может, она вырастет и будет обижаться на меня за это…

Парни спешили кто куда, кто на стройку, кто в Верховный Совет на работу. А я потащил свой мешок с письмами в группу разбора с чувством, что я, как Санта Клаус к девчонкам иду, с мешком и сладостями. Еще бы не май месяц…

— Девушки! А я с подарками, — в прекрасном настроении открыл я боком дверь кабинета и затащил свой мешок. — Это из газеты. А это из нашего буфета, — достал я из портфеля примятые пирожные, завёрнутые в плотную бумагу.

— Что ж ты их в портфель-то засунул, — услышал я знакомый голос. — Надо было в мешок сверху положить.

Не веря собственным ушам, я повернулся на голос. И не поверил теперь уже собственным глазам. Регина собственной персоной. Держится как ни в чем не бывало. Дежавю, блин!

— Привет, Дед Мороз, — не очень приветливо поднялась она из-за своего стола, ближайшего ко мне, и взяла у меня пирожные из рук.

— Привет, — ответил я и чуть не спросил её, а что она тут, вообще, забыла⁈

Вовремя спохватившись, на автомате забрал письма из своей персональной папки, попрощался со всеми и поспешил к Гусеву.

— Анатолий Степанович! — быстрым шагом вошёл я к нему в кабинет. — А что Быстрова в группе разбора делает?

— Это я у тебя хотел спросить, — поднялся он и протянул мне руку.

— Добрый день, — с опозданием поздоровался я.

— У вас там, точно, всё получилось с тем письмом? — пристально смотрел он на меня. — Она как ходила, так и ходит. И сидит себе преспокойно!

— Сейчас я всё узнаю, — озадаченно произнёс я. — Это надо было мне раньше к вам зайти!

Взглянув на часы, попрощался с ним и поспешил на Старую площадь. На вопрос, что делает Быстрова в моей группе разбора, мне мог ответить только Захаров. Решил не тратить время на передачу информации через Сатчана и Бортко и поехал сразу к нему.

* * *

Москва. Пролетарский исполком. Комиссия по усыновлению.

Директор детского дома Титова специально приехала на комиссию, чтобы поддержать супругов Данченко. Ну, и чтобы сразу узнать о результатах заседания…

— Александра Мироновна, а я вам сразу сказал, что отдать ребёнка цыганам — плохая идея! — с видом победителя положил перед ней председатель комиссии Исаков какой-то документ.

Это оказалась справка о судимостях Якова Романовича Данченко. Много лет назад он был судим…

— Но это было сто лет назад, — попробовала возразить Титова.

— Да, Александра Мироновна? И вас даже не заинтересовало, что это за статьи? А я не поленился! Я связался со знакомым из УВД и выяснил, за что он был судим! Более того, я попросил его собрать для меня всю информацию по этому гражданину.

— И что? — обеспокоенно спросила она.

В кабинет к председателю стали подходить другие члены комиссии.

— А то! Что это грабёж! И будь ему на момент совершения преступления восемнадцать лет, он бы получил не условный срок, а полноценный!

— Но не получил же, — попыталась ухватиться за соломинку Титова.

— Я считал и считать буду, Александра Мироновна, что отдавать детей цыганам нельзя, — настойчиво произнёс Исаков.

— А кто там цыгане? — с любопытством спросила одна из членов комиссии. — Я не видела в коридоре никого похожего…

— Артисты театра «Ромэн» Данченко, — с надеждой ответила директор детского дома.

— Да будь они хоть артистами балета! — начиная раздражаться, проговорил председатель комиссии. — Они и так крадут наших детей, ещё не хватало, чтобы мы сами им своих детей добровольно отдавали! Вы забыли, Александра Мироновна, ту историю, когда ребёнок пропал, а потом нашёлся в цыганском таборе через два года? Только у него за это время бабушка умерла от инфаркта и мать в психушку попала.

— Да… Хорошо ещё, мы тогда отца нашли, — поддержала его ещё одна член комиссии, — хоть в детский дом ребёнок не попал!

Эту историю Титова, конечно, хорошо помнила, но понять, какое отношение к ней и к цыганскому табору имеют артисты, так и не смогла. Она вышла из кабинета, предоставив комиссии возможность начать свою работу, хотя, её результат ей и так уже был ясен…

* * *

Захарова пришлось ждать в приёмной больше часа. Он был на совещании и вошёл к себе с решительным видом. Увидев меня, удивился, конечно.

— Добрый день, Виктор Павлович, — сделал я ему шаг навстречу. — Прошу прощения, что без предварительной договоренности…

— Заходи, — распахнул он передо мной дверь к себе в кабинет, невзирая на других ожидавших. — Обождите, пожалуйста, товарищи.

— Что случилось? — спросил он, едва закрыв дверь.

— Сам не пойму, Виктор Павлович. Пришёл сегодня в свою группу разбора писем, а Быстрова сидит, работает с письмами, как ни в чём не бывало.

— Как? — потрясённо уставился было он на меня, но очень быстро его охватила натуральная ярость. Зубы сжаты, глаза горят, желваки ходуном ходят, покраснел весь.

Только мне инсульта тут сейчас какого-нибудь не хватало, — подумал я, и схватился за графин с водой. Протянул ему наполненный стакан, но он как будто не заметил его.

— Да они там, в Гагаринском, вообще охренели, что ли⁈ — прошипел он. — Жизнь вообще ничему не учит⁈ Володин даже первокурсницу проконтролировать не в состоянии?..

Он схватился за телефон. Ох, сейчас прольётся чья-то кровь… Поставил стакан на стол перед ним и, посчитав свою миссию выполненной, попрощался и вышел из его кабинета. У меня лекция от общества «Знание» скоро, а