Главная роль 8 - Павел Смолин

настолько стрессовый для себя момент не рискнули воспользоваться удобным предлогом в виде обильных бунтов и диверсий в исполнении христианского населения, чтобы арестовать иерархов, а то и вовсе приговорить их к казни как подстрекателей. Не поймет мировое сообщество такого движения, и даже трижды заклятый враг России задумается о целесообразности дальнейших денежных траншей (единственный возможный в сложившихся условиях вид материальной поддержки осман).

Константинопольские иерархи, включая самого Предстоятеля Константинопольского Патриархата, Святейшего Архиепископа Константинополя — Нового Рима и Вселенского Патриарха Иоакима III, шаткость и опасность своего положения исторически понимают очень хорошо, поэтому не дают Порте ни единого повода что-нибудь с собой сделать. Читай — сидят тихо, как мыши под веником и молятся. Иногда получают от магометан мотивирующего пинка и взывают к пастве с просьбами «одуматься» и доблестно воевать за государственное образование, в котором христиане — люди второго сорта.

Наши батюшки (из тех, чье мнение я могу узнать лично) и особенно председатель Совета по религиям Константин Петрович Победоносцев таким поведением магометанских «пленников» крайне возмущены, но, будучи добрыми христианами, исправно за «освобождение» иерархов молятся.

И Патриарх Иоаким III не смог бы занять такую должность, не обладай повышенной «проходимостью» и приверженностью Византийской традиции. В полном соответствии с ней, Иоаким передал мне письмо по имеющимся у него в распоряжении даже сейчас, когда остатки Османской Империи окружены со всех сторон, равно как и недвижимость Православного Патриархата. Разница лишь в том, что Османскую Империю окружили мы, а недвижимость — турки.

Письмо ожидаемого содержания — ждем и молимся за Российскую армию, которая подобно набожным крестоносцам прошлого бла-бла-бла… Словом — Константинопольский Патриархат привычно сидит на всех метафорических стульях сразу, будучи традиционно озабочен лишь главным: собственными шкурами, капиталами и влиянием. Первое, если будет на то воля Божья, у них никто отбирать не станет, а вот насчет второго и третьего я крепко подумаю после победы. Так-то вроде обижаться не на что: традиция, мать ее за ногу, причем не та, которую создали первые, безропотно и с высоко поднятой головой шедшие на мучительную смерть за Веру, а гораздо более поздняя, формата «вы там деритесь, а мы тут посмотрим, кто верх возьмет, и так и быть начнем молиться за победителя».

А начиналось-то все очень и очень неплохо! В довоенное время связь между РПЦ и Константинополем была крепка, а сам Патриарх Иоаким пользовался у наших иерархов, православного толка знати и простого народа (той его части, которой не пофигу кто там за тридевять земель «под магометанским игом» сидит) немалой любовью. Многие часы провел я в обсуждениях фигуры Патриарха со всеми подряд, и подавляющее большинство собеседников считали, что с началом большой суеты Константинопольский Патриархат вступит в игру на нашей стороне в полный рост, подняв и лично возглавив христианское восстание, которое поможет нашей армии закрыть турецкий вопрос раз и навсегда.

К счастью, и я, и мой генералитет, и мои аналитики тамошнего направления, являемся предельно рациональными людьми, привыкшими «танцевать» от худшего варианта. Как следствие, в планах кампании фактор Патриархата совершенно верно классифицировался как инструмент в руках врага. Нет, воззвания не бунтовать и воевать за магометанскую власть не шибко помогли Порте, но сколько-то православных людей дисциплинированно бунтовать перестанут, а станут воевать с моими солдатами — Патриарх же велел, а он вообще-то доверенное лицо самого Господа на Земле. Спасибо батюшкам «на местах» — за годы подготовки к войне они стали основой нашей агентуры на том направлении, и теперь рассказывают пастве о том, как слаба человеческая природа, и почему слушать Патриархат не надо. Вот их османы порой ловят и демонстративно судят, как правило приговаривая к казни, но батюшки не страшатся. Может вертикаль церковная наоборот работает? Чем выше сан — тем дальше от Бога? Всех погибших во славу освобождения Царьграда работников Православной церкви в отдельный список заносим, и всем им за величайшую жертву будет историческая слава и коллективный памятник: один — в Москве, второй — в Царьграде, третий (потому что Бог троицу любит) — в Петербурге. Ну и пенсии да льготы семьям — куда без них?

Невелика территория Османской Империи, но это только в глазах деформированных величиной Родины русских людей, и я здесь не исключение. Невелика Османская Империя на карте, но если «опуститься» ниже, на бренную землю, получается совсем другая картина. Приграничные укрепления давно канули в Лету, целиком погиб османский флот, были разбиты наголову передовые армейские группировки — лучшие группировки, потому что дальше боев на укрепленных позициях Порта кампанию не прорабатывала. Все это позволило нашим войскам лихим марш-броском продвинуться на десятки километров буквально за пару дней, но дальше продвижение замедлилось.

Причина проста — слишком много на пути населенных пунктов, а в турецкой Ставке нашелся какой-то гений, догадавшийся выбрать в качестве единственной пригодной от нашего «катка» тактики превращение каждой деревни и городка в своеобразную крепость. Городских (и даже деревенских) боев мы не хотим. Превращать населенные пункты в пыль бомбардировками с воздуха и артиллерийскими — тоже, потому что «сопутствующий ущерб» неизбежен: мирное население (а с началом войны куда-то подальше от прифронтовых районов убежать смогло только наиболее активное и легкое на подъем меньшинство) османы эвакуировать и не подумали. То же самое, на другом фронте, начали практиковать австро-венгры.

Очень удобно же — прилетает снаряд, добросовестно нацеленный на скопление комбатантов или условный склад, а рядом в это время находятся беременная женщина, старик и парочка маленьких детей. Христианского вероисповедания, конечно — мусульман сидеть на и возле военных объектов не заставляют. Тела «сопутствующего ущерба» аккуратно фотографируют, и потом печатают в газетах, снабжая десятком-другим «рассказов очевидцев» о бесчеловечных ужасах, которые творят русские. Не имея возможности выбрать для себя альтернативные источники информации и будучи в целом очень далеким от политики и понимания неизбежности «сопутствующего ущерба», среднестатистический житель Османской Империи от показанного и рассказанного впадает в ужас и волей-неволей начинает думать о том, что может приход русских в эти жаркие земли — не благо, а совсем наоборот? Думает, смотрит на своих детей и напуганную жену и уже с гораздо меньшим энтузиазмом пытается избежать повальной мобилизации, развернутой Портой спустя первую неделю кампании — когда поняли, что угроза несет экзистенциальный характер, а значит воевать придется до последнего, бросая в кровавый молох всё, что только можно. Всё мужское население от двенадцати (что очень больно бьет по морали наших солдат) до шестидесяти лет подлежат либо мобилизации, либо принудительному, пятнадцатичасовому (номинально, по факту пока не вырубится прямо на рабочем месте) труду