На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников

иронией, несмотря на то, что положение в стране из-за поражения в войне с московитами, стало угрожающим. Многие магнаты, вложившиеся в поход, потеряли целые состояния, и теперь организовывали конфедерации, требуя выплаты денег, которые им задолжала казна. К ним охотно присоединялись разного рода шляхтичи, понимавшие, что всем миром чего-либо требовать у короля куда сподручней, ну а если не выгорит, так в толпе затеряться проще, а меч королевской немилости пройдётся по самым высоким головам, не затронув тех, кто пониже.

— Хуже, ваше королевское величество, — заверил его бледный Гембицкий. Он не стал докладывать ни о чём другом, сразу сообщил о визите Острожского и настаивал принять краковского каштеляна незамедлительно. — Я бы рекомендовал вам принять Острожского сразу после завтрака.

— Отчего же не до него? — приподнял бровь Сигизмунд.

— Боюсь, новости, принесённые им, напрочь испортят вам аппетит, — мрачно посулил Гембицкий.

Даже этих слов, как и отсутствия полноценного доклада, вполне хватило, чтобы испортить завтрак королю. Ел он без всякого аппетита, а вот рейнского выпил сильно больше обычного, даже вторую бутылку нести пришлось, хотя обычно его величество утром ограничивался бокалом-двумя.

И всё же Острожского, которого вызвали к королю сразу по окончании завтрака, Сигизмунд принял в той же иронической манере, в какой начал беседу с епископом Гембицким.

— Меня, пан Януш, тут перед вашим визитом мой канцлер стращал так, будто вы весть о казнях египетских, что на Краков обрушились, принесли, — с такими словами обратился король к каштеляну.

Краковская знать не особенно жаловала Сигизмунда после того, как год назад тот перенёс королевскую резиденцию в Варшаву, оставив почти разрушенный пожаром Вавельский замок. Лишившись статуса столичной аристократии краковские магнаты во главе с каштеляном Острожским отчаянно интриговали в сенате и на всех сеймах, стремясь вернуть столицу в свой город. Однако пока им это не удавалось, Сигизмунд был твёрд в своём намерении оставаться в Варшаве.

— Ваше величество, — опустился на колено немолодой уже князь Острожский, — менее недели тому назад получил я весьма странное письмо. Прочтя его, я отправил копию с верным человеком к Гембицкому, сам же собрался в путь как можно скорее и выехал к вам. Ваше величество, — повторил он, — прочтите сами его оригинал, и примете решение, стоит ли оно моей спешки и потраченного вами времени.

В просторной комнате для совещаний, где стоял малый трон, кроме короля и Острожского присутствовали и помянутый Сигизмундом епископ Гембицкий вместе с подканцлером Феликсом Крыским, а также верный сторонник короля маршалок коронный Сигизмунд Гонзага-Мышковский. Именно Крыскому подал письмо через своего слугу Острожский, тот принял распечатанный свиток, украшенный лентой с древним литовским гербом Пагоня, и подал его королю. Сигизмунда покоробило ощущение, что кроме него, содержание письма известно в комнате для совещаний всем. Могли бы и пораньше ему сообщить, а не ломать тут комедию. Однако углубившись в чтение он отбросил эти мысли, слишком уж важным оказалось содержание письма.

— Аспиды, — было первое слово, произнесённое королём после того, как он прочитал, а после перечитал письмо, чтобы удостовериться, что всё понял верно, и никакой ошибки нет и быть не может. — Аспиды подколодные. Трижды предатели. Иудино семя все до единого. Сейм возрождать хотите. Вот вам сейм вальный! — Он сжал кулак и продемонстрировал его своим ближайшим советникам, как будто именно они представляли здесь литовских заговорщиков. — Низложить короля в Литве — вот вам! — Король едва удержался от того, чтобы сложить из пальцев кукиш.

— Я сообщил вашему величеству, — с обычной своей обстоятельностью заметил Гембицкий, — что дело у князя Острожского важное и отлагательств не требующее. Реагировать эти события должно как можно скорее, и жёстче.

— Вы верно поступили, пан Януш, — высказался король, — явившись с этой новостью ко мне лично. Ибо в противном случае на имя ваше легла бы тень предательства литовских магнатов, пожелавших и вас втянуть в свою авантюру.

— Со времён Люблинского сейма земли Острожских перешли в Корону Польскую, — покачал головой в ответ князь, — и я верен вам, ваше величество, и не желаю иметь ничего общего с предателями и заговорщиками, что злоумышляют против вас в Вильно.

— Тогда вот вам, пан Януш, моё королевское повеление, — простёр руку отработанным выспренным жестом Сигизмунд. — Соберите в своих землях войско и допрежь Christophania Damascus[1] войдите с солдатами в Вильно и калёным железом выжгите это гнездо предательских аспидов. С изменой должно быть покончено до Praesentatio Domini.[2]

— Я выполню волю вашего величества, — поднявшись с колена низко поклонился князь Острожский, про себя кляня виленских заговорщиков, проклятым письмом втянувших ему в их авантюру.

Этот чёртов исписанный чернилами лист обойдётся ему очень дорого. Швырнуть его в огонь, как Острожский хотел, прочтя письмо впервые, было бы слишком большой глупостью. Когда вся затея виленских заговорщиков провалится, в ходе следствия, которое будет весьма тщательным, обязательно всплывёт его имя, и тогда ему несдобровать. С другой стороны, если им каким-то чудом удастся победить короля, то имя последнего из князей Острожских снова всплывёт, и уже судьба его также окажется незавидной. Так что куда ни кинь, как говорится. А значит придётся действовать самому и за свой кошт, хотя нет никакого желания раскошеливаться ради подавления этого нелепого мятежа.

[1]Дамасская Христофания (лат.) — 25 января отмечается праздник Обращения святого апостола Павла, известный также как Дамасская Христофания. Этот праздник отмечается в римско-католической, англиканской и лютеранской церквях. Он посвящён событию, когда убеждённый фарисей, враг христиан и гонитель Церкви, после явления ему Воскресшего Христа (Христофании) по пути в Дамаск, стал учеником Господа и принял Крещение, а также посвятил свою жизнь проповеди Евангелия

[2]Сретение Господне, также Сретение Господа нашего Иисуса Христа (церк. — слав. срѣтеніе — «встреча»), Принесение во Храм (греч. Ἡ Ὑπαπαντὴ τοῦ Κυρίου, лат. Praesentatio Domini «представление Господа») — христианский праздник, отмечаемый в исторических церквях и некоторых протестантских конфессиях. Принесение в Иерусалимский храм младенца Иисуса Христа его родителями состоялось на 40-й день после Рождества и на 32-й день после Обрезания. В католицизме празднуется 2 февраля по григорианскому календарю

* * *

Мне не нравилось решение Януша Радзивилла ехать к Острожскому в Дубны, договариваться по-родственному, но все высказались за это, и спорить я не стал. Незачем и дальше вносить разлад, раз уж остальные договорились. Нет у меня пока власти приказывать магнатам, да и когда добьюсь венца князя литовского, если это вообще произойдёт, в чём у меня уже начались серьёзные сомнения, такой власти у меня не будет. Эти господа хотят вертеть мной, дёргать за ниточки, как марионетку, вот только когда кукловодов слишком много, они сами могут запутаться и поменяться с