Миротворец-2 - Сергей Тамбовский

Алексей немедленно дал приказ сигнальщику, чтобы передавал на все остальные суда примерно такой же приказ.

— Мы, выходит, первыми идем? — посмотрел Георгий на то, что происходит вокруг, — может Сисоя вперед пустим? Или Кайзера какого-нибудь?

— С немцами мы же договорились, что они в хвосте будут, — осадил его Алексей, — а Сисой… не знаю… я так думаю, что командир должен первым в бой идти. Пусть уж Аврора будет авангардом, а Сисой сразу за нами. Главный калибр у нас совсем чуть хуже…

Следом он дал сигнал стоявшему неподалеку от рубки есаулу Голубю, чтобы подошел.

— Есаул, сейчас настанет твой час — когда первые выстрелы прозвучат, надо будет взрывать твои мины… ты готов?

— Так точно, готов, ваше высочество, — перешел на официальное поименование тот, — оба устройства управления находятся в железном ящике и будут подготовлены к использованию через полминуты после получения команды.

— Что за ящик? — полюбопытствовал Алексей.

— Специально сделали, ваше высочество, — пояснил Голубь, — во избежание случайных срабатываний… ящик у хорунжего Дядько, ключ у меня, запасной в нашем кубрике лежит.

— Ну я на тебя надеюсь, — отпустил его мановением руки адмирал и тут же задал вопрос командиру Авроры, — что там у нас с построением в колонну?

— Скоро закончится, — отрапортовал тот, — все идет по плану.

— Тогда вот что, капитан, — подумав, дал он новую команду, — мы скорее всего пойдем слева от американцев, поэтому хорошо бы заранее начать разворот орудийных башен… они же у нас большие и крутятся долго и неторопливо, так?

— Так точно, выше высочество, — тут же отвечал тот, — как только определится, с какой стороны будет наша колонна, я отдам соответствующий приказ…

— И на все остальные корабли продублируйте.

— Сигнал с «Кайзера Вильгельма»! — заорал матрос, ведающий флажковой связью.

— Говори! — тут же отреагировал адмирал.

— Авария котла, из боя выбываю! — перевел матрос.

— Вот черт! — не сдержался Алексей, — как не вовремя… ну ничего, все равно у нас остается четыре броненосца против их четырех… и крейсеров все равно больше.

— Ваше высочество, — доложил командир Авроры, — построение в кильватер выполнено, можно начинать движение — какие будут указания?

— Начинайте, капитан, — махнул ему Алексей, — и да поможет нам Господь Бог…

* * *

Все закончилось через два часа с небольшим — подводные мины не подвели, хотя сработала, как определили русские командиры, только одна из двух. Но хватило и одной. Столб дыма и разлетающихся обломков от «Нью-Йорка» был высотой с добрую сотню метров, броненосец затонул через полчаса после этого.

Перестрелку начала Аврора, как флагман объединенной эскадры, все четыре 152-мм орудия по очереди начали стрельбу. С переменными успехами, в передовой американский корабль (это был не Нью-Йорк, а совсем даже Индиана) было зафиксировано три попадания, которые, впрочем, не принесли ему большого ущерба. В Аврору же попали два раза, в башню главного калибра и в кормовую часть бронепалубы — тоже без особенных проблем.

А далее взметнулся к небесам, а затем и затонул крейсер «Нью-Йорк», шедший вторым в их колонне. Это вызвало немалое смятении у американцев, но они с ним справились и продолжили бой… По окончании прохода колонн против друг друга Алексей с Георгием вчерне подсчитали потери и приобретения сторон — у американцев кроме Нью-Йорка были сильно повреждены броненосец Айова и еще один крейсер Ньюарк, они отвалили в сторону, отчаянно дымя. У нашей же эскадры сильные повреждения, не совместимые с дальнейшими боевыми действиями оказались только у одного испанского корабля под названием «Мария-Тереза».

— Разворачиваемся на второй заход, — скомандовал Алексей, а матрос флажками передал все это назад.

— Похоже, второго акта не будет, — заметил Георгий, смотревший на поле боя в подзорную трубу, — американцы отворачивают на север… о, еще один их корабль благополучно покинул нас.

Отчетливо был виден мощный взрыв на крейсере, после чего он начал медленно погружаться в теплые воды Карибского моря.

— Надо будет подобрать матросов, — добавил сердобольный Алексей, — с Нью-Йорка — вон их сколько плавает… а вас всех, господа, — обратился он к присутствующим в боевой рубке Авроры, — я поздравляю с успешным боевым крещением. Мы не посрамили славы наших предшественников Ушакова и Нахимова. Попрошу троекратное ура!

Хосе Марти и Максимо Гомес

А поздним вечером Алексей опять приехал на гаванский телеграф и послал в Зимний дворец депешу о результатах боестолкновения, в Петербурге в это время был полдень или около этого. В ответ царь похвалил его и весь экипаж эскадры, пообещал щедро наградить по возвращении и дал таки санкцию на разговоры с повстанцами.

— Хуже не будет, — сообщил он на телеграфной ленте, — поговори. Только с соблюдением мер предосторожности и без ненужных обещаний.

— Будет исполнено, государь, — ответил Алексей, снял фуражку, вытер лоб и призадумался насчет «ненужных обещаний». — Что думаешь? — протянул он телеграфную ленту Георгию, который тоже основательно промок от пота, сидя во внутреннем дворике телеграфа.

— Думаю, что неплохо бы принять душ или в море, наконец, искупаться, — честно признался Георгий, — а больше пока ничего не думаю… слишком много событий для одного дня.

— Здесь есть какое-то экзотическое место, — припомнил Алексей, — как уж его там… Варадеро что ли… туда все ездят купаться в море.

— Поехали, — предложил племянник, — а по дороге поговорим.

Прикомандированный к нашей эскадре испанский офицер выслушал просьбу Алексея, все понял и организовал поездку в лучшем виде. Уже через полчаса они катились в конном экипаже по Виа Бланка вдоль Атлантического побережья, вместе с этим офицером по имени Педро, бегло говорившем на английском.

— Итак, что мы знаем о лидерах восстания, — спросил у него Алексей, — про Марти и Гомеса? Можете пояснить в двух словах?

— Попробую, сеньор Алексей, — ответил тот, — Хосе Марти это поэт, журналист, политический деятель. Во время первой войны с повстанцами, это почти 30 лет назад было, воевал с оружием в руках, попал в плен и отбыл срок заключения на острове Пинос…

— И сколько он там сидел, на этом Пиносе? — спросил Георгий.

— Шесть месяцев, — ответил Педро, — но и этого в принципе хватило бы, там жуткие условия, в каменоломнях этого Пиноса. После освобождения его признали нежелательным