Японская война 1904. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

Мировую, пытки и издевательства над пленными… Откуда все это взялось? Можно ли в принципе доверять подобным людям?

— Прошу прощения, — я поднял руки, останавливая Иноуэ. — Вы же просили о встрече не чтобы обсуждать философские вопросы.

— И все же прошу, — японец еще раз поклонился. — Для меня будет важно услышать ваше мнение. Готовы ли вы пожертвовать одним человеком ради блага большинства или же есть что-то большее?

Упорный… С другой стороны, раз этот генерал настолько готов открыться, то почему бы не попробовать поговорить по душам. Тем более я как раз вспомнил одну подходящую историю. Проблема вагонетки, которую только в 1987-ом сформулировала Филиппа Фут. Железная тележка катится по рельсам, впереди развилка и выбор. Куда ее направить: на пути, где лежит только один человек, или же туда, где их пятеро?

Выглядит несложно, но это только начало. И я рассказал Иноуэ условия задачи.

— Ответ очевиден, — японец даже удивился. — Если можно спасти пятерых вместо одного, нужно сделать это.

— На самом деле не очевиден. Некоторые люди считают, что с точки зрения морали убийство даже одного человека недопустимо. Поэтому они останутся стоять, и только случайность решит, что в итоге случится.

— Как глупо… А еще какие есть варианты? — нахмурился Иноуэ.

— Еще можно сыграть в бога. Попытаться собрать информацию об этих людях, изучить их жизни и оценить, кто из них больше достоин спасения. Например, если бы на левом пути лежал ваш император, а справа — пять безымянных китайцев, разве ваш выбор бы не изменился?

— Изменился, — Иноуэ сглотнул. — А что выбрали бы вы?

— Мне нравится способ, когда мы переключаем пути два раза. Второй — когда передние колеса уже повернули в одну из сторон. После такого вагонетку заклинит, и никто не умрет. Кстати, это тоже не уникальное решение. Попытка сломать задачу, где условия тебя не устраивают — это тоже часть личностного портрета. Кстати, давайте еще раз, но чуть поменяем условия. Будет не вагонетка, а операция. Есть пять раненых, которые умрут без операции, и один живой солдат, который мог бы стать их донором. Вы оставите все как есть или же прикажете врачам вырезать из единственного целого все органы и спасти тех пятерых?

— Это невозможно!

— Это если еще не сегодняшний, то уже завтрашний день медицины. Итак, ваш ответ, Хикару! В прошлый раз вы начали с того, что пять жизней важнее одной, здесь по факту те же условия. Режем?

— Нет… Нет!

— Но почему? В чем для вас разница — в том, что будет больше крови? Поверьте, с точки зрения неотвратимости смерти между вагонеткой и скальпелем не так много разницы.

— Прекратите!

— Зачем? Вы начали этот разговор, так давайте доведем его до конца. Режем?

— Я не буду отвечать.

— И это тоже ответ, — я перестал давить. — Помните, я рассказал, что в истории с вагонеткой были те, кто не мог решиться, и вы еще сказали, что это глупо? Теперь вы оказались в их числе.

— Это неправильно… Зачем вы это делаете?

— Еще одна ситуация, — я проигнорировал вопрос. — Впереди пулемет. Перед ним вы и пять ваших товарищей. Вы можете прикрыть их грудью, и тогда один из них точно успеет бросить в стрелка гранату. Нет — возможно, вы все умрете. Решение?

— Прикрою! — на этот раз Иноуэ не сомневался.

— Значит, вам нравятся герои? Вернемся назад, тот случай с операцией — а что, если тот единственный уцелевший солдат сам согласится? Вам просто нужно дать добро: он погибнет, но останется героем, а его товарищей спасут. Что скажете?

— Согласен. Тогда согласен, — Иноуэ выдохнул и вытер выступивший на лбу пот. Кажется, он еще довольно слаб, стоило ли так давить? Пока я размышлял, японец успел собраться и сам задал следующий вопрос. — А вы, генерал? Что выбрали бы вы?

— Я? С операцией слишком много подводных камней — шансы, что все приживется, не так велики, а еще… Я категорически против того, чтобы жизнь превращалась в товар. В случае вагонетки — это случай. В случае операции — мы создаем прецедент, когда чужую жизнь можно купить. Вы вот оказались готовы продать ее за честь и славу. Потом найдется кто-то, кто подберет цену в золоте, кто-то другой собьет ее до серебра, а потом и до пары медных грошей. Нет, я бы не хотел оказаться в таком мире, поэтому спасать, ломать правила — это да, а вот менять жизни — это уже нет.

— А война? — Иноуэ подобрался. — Разве война — это не тот же обмен жизней на славу и честь?

— Вы правы, подобное возможно, и я очень боюсь, что однажды война станет именно такой. Кошмар, которой порой снится по ночам… К счастью, пока война — это еще не размен, а борьба за будущее своей родины. За лучшую жизнь для людей вокруг, для своих детей.

— Кажется, я понимаю, — Хикару на мгновение прикрыл глаза. — И я спрошу последний раз: зачем вы все это говорили? Зачем все эти странные вопросы? Если не ответите и сейчас — пусть так. Но мне бы хотелось знать.

Я не мог выдать всю правду, о чем думал перед этим разговором. Но в процессе я понял еще кое-что важное, и вот это точно можно было сказать.

— Мы похожи, — честно признался я. — Вы повторяли очень многое из того, что делал я, но в итоге ваше желание стать лучше, ваш талант и жажда победы привели к смерти тех, кто пошел за вами. Я пытался понять, в чем именно мы похожи, что нас связывает, чтобы не повторить эту ошибку.

— И вы поняли? — голос японского генерала дрогнул.

— Да, я понял и продолжу идти своим путем, — ответил я. — А теперь к вам. Зачем вы хотели меня видеть?

— Я хотел понять, в чем ваша сила. Чем вы отличаетесь от меня, что смогли не проиграть.

Как иронично, что и в этом мы оказались похожи.

— И поняли?

— Да, — Иноуэ грустно улыбнулся. — Возможно, однажды я напишу об этом хайку. Первые строчки уже точно есть. Пять жизней на весах. В руке нож и страх…

— А третья строчка?

— Она появится только когда эта война закончится. Не