Инженер Петра Великого - Виктор Гросов

А пока станка нет, можно ли попробовать сделать нарезы как-то по-колхозному? Хотя бы на одном стволе, чисто для эксперимента? Посмотреть, что выйдет? Идея была безумная. Нарезать ствол вручную, без станка — это казалось невозможным. Но азарт инженера и желание проверить теорию практикой пересилили.

Я раздобыл бракованный ствол от фузеи — литье было нормальное, но при сверловке запороли (канал криво пошел). Калибр нужный, длина тоже. Притащил его в свою каморку. Теперь нужен был инструмент — резец. Что-то твердое, острое, чтобы металл грызло. Долго ломал голову. Попробовал заточить напильник — хрупкий, крошится. Попробовал закалить до упора кусок хорошей стали, который приберег с опытных плавок. Получилось лучше. Выточил из него на точиле что-то типа крючка с острой кромкой.

Дальше — как этот крючок протянуть через ствол, да еще и по винтовой линии? Я прикинул шаг нарезов — для длинного ствола и тяжелой пули он должен быть довольно пологим. На длинной деревянной палке, чуть тоньше калибра ствола, нарисовал угольком винтовую разметку. Закрепил свой резец-крючок на конце палки так, чтоб он торчал ровно на ту глубину, какой я хотел сделать нарез.

Теперь самая жесть. Ствол я зажал в тисках (тоже самодельных, Тимофей сколотил). Вставил палку с резцом в канал. И начал ее медленно тянуть через ствол, одновременно поворачивая по разметке. Работа адская! Резец вгрызался в металл с трудом, палка гнулась, руки тряслись. Надо было прилагать огромное усилие, чтоб протянуть резец, и при этом еще точно поворачивать палку, чтоб винт получался ровным.

После первого прохода внутри ствола осталась лишь еле заметная царапина. Надо было проходить снова и снова, десятки, если не сотни раз, по каждой нарези, снимая металл буквально по пылинке. А нарезов я задумал четыре — самый простой вариант.

Я вкалывал ночами, урывками, чтоб никто не видел. Руки отваливались, спина ломилась. Резец часто ломался или тупился, приходилось делать новый. Часто сбивался с разметки, нарез шел криво — приходилось начинать заново. Это было похоже не на инженерную работу, а на какое-то первобытное выскребание металла ногтями.

Через несколько недель такой каторги мне всё же удалось прорезать четыре винтовые канавки внутри ствола. Кривые, неровные, разной глубины, с заусенцами. О какой-то точности и говорить не приходилось. Но они были! Это был первый в моей новой жизни нарезной ствол, сделанный практически голыми руками.

Оставалось проверить, даст ли это хоть что-то. Я отлил несколько свинцовых пуль чуть большего калибра. Попробовал загнать одну в ствол шомполом. Шла туго! Забивать ее молотком, как в штуцер, не пришлось. Уже хорошо.

Теперь — выстрел. Идти на полигон с этим самопалом я не мог — сразу вопросы начнутся. Надо было найти тихое место. За заводом, у реки, были кусты и старые, заброшенные сараи. Туда я и попер поздним вечером, прихватив ствол, порох и пули. Присобачил к стволу простейший кремневый замок, который снял с той же фузеи. Зарядил — порох, пыж, пуля (вошла с натугой, как я и хотел). Насыпал порох на полку. Взвел курок. Отошел шагов на пятьдесят к старому дереву, прицелился кое-как и нажал на спуск.

Бабахнул выстрел!

Запоздало пришла мысль о том, что надо было прикрутить ствол к дереву и на курок нажать с помощью веревки — а вдруг взорвался бы в руках ствол?

Отдача показалась сильнее, чем обычно. Я подбежал к дереву. Есть! Пуля вошла в ствол заметно выше и точнее, чем обычно летели пули из гладкого! Я пальнул еще пару раз. Результат был нестабильный — нарезы-то кривые — но все пули ложились гораздо кучнее, чем из гладкого ствола.

И это я еще не ахти какой стрелок!

Оно работало! Даже такая примитивная, кустарная нарезка давала реальный прирост точности! Теперь я знал, что на правильном пути. Осталось «всего лишь» построить станок, который сможет делать это быстро, точно и в нормальных масштабах.

Глава 11

Время шло, Охтинские заводы потихоньку ко мне и моим «причудам» привыкали. Токарный станок, собранный на коленке дело свое делал — цапфы обтачивал, и поручик Орлов теперь реже браковал пушки из-за кривизны. Литейка, под вечно недовольным взглядом управляющего (очень вредный тип оказался), но и под моим неусыпным контролем, стала выдавать меньше откровенного дерьма — «приправы» в формовочную землю и «очистка» металла известью работали. Сверлильная машина тоже помаленьку двигалась, спасибо Орлову — помог выбить у Шлаттера пару толковых слесарей, не таких алкашей, как те, что были сначала. Даже с ружейными замками наметился прогресс — кузнец под моим руководством научился ковать и калить пружины так, что они не ломались после десятка щелчков, а цементированные огнива давали нормальную, жирную искру.

Казалось бы, живи да радуйся. Начальство в Питере, судя по редким визитам капитана Краснова, было довольно — доклады о том, что брака меньше, а качество лучше, уходили наверх. Сам полковник Шлаттер хоть и держался как ледышка, но палки в колеса уже особо не совал. Орлов меня откровенно поддерживал, Шульц, немец-литейщик, стал почти корешем, делился своим европейским опытом (который, правда, тоже был не сильно продвинутым по моим меркам). Даже простые работяги стали смотреть на меня без прежнего суеверного страха, а некоторые — с любопытством и даже уважением.

Но это была только одна сторона медали. Другая была куда темнее и опаснее. Мои успехи, мои нововведения, пусть и мелкие, начали всерьез напрягать тех, кому старые порядки были как мать родна. А таких на заводе, да и вокруг него, было до фига.

Первыми задергались те, кто кормился с воровства и приписок. Смотритель склада Воробьев, например. Раньше он мог спокойно списывать «на угар» или «на бой» куда больше материала — металла, угля, дерева, — чем реально шло в дело. А излишки потом уходили «налево», оседая в карманах самого Воробьева и тех, кто был с ним в теме. Мои же методы требовали более точного учета — я сам прикидывал, сколько чего надо на плавку или на деталь, сам старался вести расход. Да и качество металла стало лучше, брака меньше — значит, и списать «на переплавку» уже так просто не выходило. Воробьев при встречах по-прежнему лыбился, но в его бегающих глазках виднелся недобрый огонек. Я ему явно мешал жить красиво.

Такие же настроения, я догадывался, были и у некоторых чинуш в конторе, которые отвечали за закупку материалов или