Вперед в прошлое 10 - Денис Ратманов

Чтобы сообразить, что можно делать так же, как мы, понадобится полгода, и производства перейдут на бартер, а пока у нас есть шесть месяцев форы, я построю дом, хотя бы стены выгоню, а Василий обеспечит себя и новую семью.

Но больше всего радовало не это: мы появились в трудный для этих людей период, и наша помощь для них бесценна.

В начале восьмого мы заскочили к бабушке, чтобы определить в подвал консервацию, она отчиталась, что звонил дед, он уже въезжает в Ростовскую область, и все у него хорошо. Конечно же, накормила нас, и мы поехали домой.

Когда въезжали в город, я поднял неприятную тему:

— Вы вчера поссорились с Борей. Расскажите, как это случилось.

Потому что у таких историй всегда есть две версии, причем совершенно разные.

У Василия от негодования аж усы задвигались.

— Как-как… он поел и тарелку за собой не помыл. И чашку, и тарелку на толе бросил, и крошки оставил. А Оля взяла и давай мыть его посуду. У нее руки потрескались от воды и соды, я, когда могу, сам все мою. Ну, не сдержался, сделал замечание, попросил помыть за собой, на шо получил ответ: «Все равно воды нет». Как нет, когда Оля, вон, моет? Вон она журчит… Ну и слово за слово, а дальше ты слышал.

— Может, не было, когда он поел, а потом ее включили. Тогда ваше замечание кажется обидным.

— Да была вода. Он просто за дурака меня держит!

— Понимаете, отец рукоприкладствовал, запрещал ему рисовать, — не оставлял я попыток его убедить. — И он очень боится, что опять будет так. Вы — новый человек в нашей семье, Боря был всегда, ему сложно, и не исключено, что он вообще не сможет с вами примириться просто в силу возраста. Пожалуйста, не трогайте его. Просто не замечайте. Мама сама разберется. А если он творит что-то, на что нельзя закрыть глаза, говорите мне. Меня он послушается…

— Вот же говна какая, — проворчал отчим, наливаясь дурной кровью. — Буду я перед сопляком на цырлах ходить, когда он гадит под себя! Весь коридор грязью заляпал, а обувь так и бросил!

Так и думал, что упрямство не даст ему принять свою неправоту. Попытаюсь по-другому.

— Вы же любите маму? Боря — ее младший любимый сын. Когда вы ссоритесь, она вынуждена разрываться между вами и ним. Вашу сторону примет — потеряет доверие сына. Его защитит — потеряет вас. И то, и другое плохо. Именно поэтому жизнь для мужчин, которые пришли к женщинам со взрослыми детьми, становится невыносимой. Вспомните себя в его возрасте. Представьте, что в вашем доме появился чужой дядя, который вас гоняет. Вот когда построю деду дом, заберу его туда.

Похоже, проповедь подействовала, Василий буркнул:

— Хорошо.

— Вот и прекрасно. Надо вас помирить, не дело жить в ненависти, сидеть за одним столом и смотреть друг на друга волком.

Глава 14

Мы в ответе за тех, кого

Пока у бабушки выгрузили консервированные абрикосы, пока перекусили, прошло около часа, да плюс дорога — в Николаевку мы попали в полдевятого. Жутко хотелось спать, и мы с Василием зевали наперегонки, мечтая о покое и теплой постели. Я мысленно крутил сценарий примирения отчима и Бориса, потому что из-за пустяка может разрушиться мамино счастье. Как бы ни относился к новоявленному отчиму, я понимал, что он маму любит, заботится о ней. Похоже, Василий и есть тот самый «её человек».

Василий вроде бы готов к диалогу, а брат — не факт. Даже если получится урегулировать конфликт сейчас, он будет тлеть, пока снова не вспыхнет. Попытаюсь наблюдать и сглаживать острые углы.

Однако уже в подъезде, поднимаясь по лестнице, я почувствовал неладное. Ощущение было, как в жаркий майский полдень перед грозой: стихают звуки, животные прячутся, насекомые замирают в предвкушении первых раскатов грома.

Василий тоже это почувствовал, нахмурился, открывая дверь в нашу квартиру.

Оттуда будто бы дохнуло концентрированным наэлектризованным недовольством. В ванной заскулил запертый Лаки, его когти заскребли о дверь.

Разувшись и начистив до блеска туфли, Василий шагнул к двери в ванную, распахнул ее, и на него напрыгнул Лаки, который за несколько месяцев из беспомощного слепыша превратился в шерстяной шпицешар, а из него вытянулся в крупного, уже мне по колени, крепкого щенка — в меру активного, в меру любознательного.

Отчим сел на четвереньки. Лаки уперся передними лапами ему в плечи и попытался облизать лицо. Василий, хохоча и нахваливая щенка, выставил руку шлагбаумом. И тут из зала вылетела мама — встрепанная, краснолицая, злющая и дрожащим голосом крикнула:

— Убирайте эту тварь куда хотите! Чтобы духу его тут не было!

Лаки прижал уши и шмыгнул за отчима, в котором почуял поддержку.

— Шо с тобой? — Поднявшись, Василий шагнул маме навстречу, но она попятилась. — Кто в тебя вселился?

— Эта тварь погрызла мои сапоги! Почти новые! Весной купленные! Три месяца на них копила!

— Лаки маленький, — встал на защиту щенка Василий, потрепал его за ухом. — У-у-у, шкода! За ним нужен глаз да глаз, как за ребенком.

Задохнувшись от гнева, мама воскликнула:

— Ну ты и сравнил! Ребенка — с псиной. Забирайте его и девайте куда хотите, я за ним смотреть не вызывалась! Вы его мне навязали! Принесли игрушку и не смотрите за ним. На мою голову опять!

Я попытался утешить маму:

— Ма, поехали завтра купим тебе новые сапоги?

— А толку? — всплеснула руками она. — И новые сгрызет. Я целый день за ним хожу и все прячу, прячу…

— Ты все равно весь день дома… — буркнул Василий, приведя те самые «мужские» аргументы, от которых женщины бьются в истерике.

Мама раскрыла рот, стала хватать воздух, а потом как крикнет:

— Я отказываюсь за ним ухаживать! Слышали? Отказываюсь! Забирайте его и девайте куда хотите, или из дома его вышвырну.

— Оля, успокойся. Как же так можно… куда же мы его? — забормотал отчим. — Ночь же ведь. Давай хоть утром.

— Или я, или он! — мама указала пальцем на щенка.

— Боря дома? — спросил я.

— Нету его! С утра ушел — и с концами! — крикнула она.

Я погладил Лаки по голове — он лизнул мою руку.

— Пойдем, малыш.

Я достал ошейник с поводком.

— Ты куда? — спросил отчим и обратился к маме, постучав костяшками по лбу. — Оля, ты чего?

— На дачу, — ответил я. — К Лидии. Она присматривала за ним на новый год. Думаю, не откажет, и дети будут рады, они чуть не плакали,