Чëрный Выброс: подкритическая реактивность - Радислав Лучинский

подарков дочери был вот такой вот "глоток свободы". Возможность почувствовать себя полновластной хозяйкой вечера.

За "предками" закрылась дверь и началось. Почалося, как любил выражаться Эрик.

Нет, первые полчаса всё ещё по инерции было здорово. А потом кто-то из гостей задëрнул тяжëлые шторы, выключил свет и включил "Икс-джапан", на свет божий извлекли три пакета вина и разлили по стаканам. Вино на вкус было мерзкое, как йодная яма.

"Икс-джапан" Рэйден очень любил с лëгкой руки Фукусимы Дайичи. А из оксаниной компании, кроме, разумеется, Тохи, никого не знал. Поэтому нашёл себе кресло в уютном углу между телевизором и пианино, устроился в нём со стаканом пакетной гадости и приготовился потратить остаток вечера на разные мысли о своём.

Ага! Не тут-то было!

Девчонки, начиная с именнинницы то и дело тащили его танцевать, и парни, йод с ксеноном знает, почему, смотрели на это очень неодобрительно. Чернобыльников зачем-то всё время бегал то на кухню, то на балкон, и вообще, вëл себя так, будто забыл, что пришёл не сам по себе, а вместе с Рэем. Хотя оставлять друга одного в едва знакомой компании — вообще-то полное свинство. Потом из коридора послышались всхлипы, кто-то громко хлопнул входной дверью, ещё человек пять, топоча, как слоны, промчались за этим "кем-то". При этом в комнате продолжали танцевать и обжиматься парочки, так невозмутимо, будто ничего странного вообще не происходит. Рэй чувствовал себя совершенно лишним и мечтал, чтобы опаскудившийся праздник поскорее закончился.

Из гула возмущëнных девичьих голосов он понял, что какая-то Таня увидела, как у её парня нагло висит на шее "эта поганая Верникова" и высказала ей всё, что думает. Верникова в слезах убежала, парень бросился за ней. А Таня — за парнем, но потом передумала, вернулась и демонстративно выволокла танцевать Чернобыльникова, и тот пошёл, а так нельзя, потому что он пришёл к Оксанке, а между прочим, Оксанка…

Рэй почувствовал, что у него совсем уже невыносимо раскалывается голова. А ещё — что ему противно. До самой что не есть человеческой тошноты противно.

Его и остальных четверых, ой, то-есть, получается, уже пятерых, распределяли по семьям и отправляли в школьные классы, чтобы они учились пониманию человеческих реалий. Но если вот это вот всё — и есть человеческие реалии, то от осознания перспективы им учиться можно разве что взвыть. Напиться, испортить хороший вечер, перессориться из-за чепухи — это и есть та самая "настоящая взрослая жизнь", к которой, вроде как, полагается стремиться? Это о ней старшеклассники младшеклассникам так лихо рассказывают?

Рэй поискал глазами Тоху, но тот окончательно куда-то исчез. Проклятье, даже из квартиры ведь не выйдешь, не бросать же его тут одного со всеми этими! Прихватив с позабытого всеми остальными стола пару бутербродов с лососятиной и икрой, Рэй вышел на балкон и вперил взгляд в вечерний город.

Никогда ему, наверное, людей по-настоящему не понять. Людям зачем-то надо пить невкусное и ругаться из-за всякой ерунды, а потом самим же страдать. Или люди не очень-то сильно от такого страдают? Если бы сильно, наверно бы, давно уже изобрели способ обойтись как-нибудь. Надо будет потом поговорить с майором. Это же важно, причём даже не ради абстрактного "понимать людей", а потому что у него, Рэя, есть его Фея Озера, его ИАЭС. РБМК-1500, самый прекрасный реактор вселенной! И неужели, если Рэй Лину любит, ему тоже придëтся всë это делать? С мерзким влажным чмоканьем целоваться, по лестницам бегать, слушать глупое хихиканье и попискивание? А как потом вместе за пультом стоять? Любоваться, как она, чуть закусив губу, рассматривает мнемосхему, записывает что-то в журнале? Сладко обмирать, случайно соприкоснувшись руками над датчиком или ключом? А после этой святой станционной чистоты ещё и опять целоваться, что ли? Фу, даже вообразить противно! Хорошо бы Михаил Константинович сказал, что для альтов это не обязательно!

И может, всё-таки, в ХОЯТ Чернобыльникова? Не беспомощный, до дома, если что, сам доберётся! Рэй завтра, когда Тоха "наедет", придумает какое-нибудь объяснение. Или даже ничего не будет придумывать, может, как раз наоборот, именно с Тохой получится на эту тему тоже поговорить, и вот тогда они окончательно и помирятся. И всё же не станет между ними никакой Зоны Отчуждения?

Чернобыльников, кстати, в людской жизни разбирается гораздо лучше Рэя. Он, конечно, иногда прибедняется, что мало кому на свете нужен. Но это в шутку, а взаправду Тоха дружит с некоторыми одноклассниками, и во дворе с пацанами, и с товарищами по сборной. А у Рэя получается только со взрослыми. Энергетиками, сталкерами, учëными. На равных, причём, или почти на равных. А вот со всем тем, что в педагогических журналах красиво называется "мир подростка", сцепления никакого. И из настоящих самых близких друзей — только четверо остальных активити. Тот же Чернобыльников, Фукусима Дайичи, Эрик, ИАЭС. Ну, теперь Сэнед ещё.

Балконная дверь стукнула, слегка задребезжав стëклами, и появилась именинница. Рэй покосился на неё хмуро.

— Ты чего тут один торчишь? — Оксана зябко повела плечами, — Холодно же тут!

— Ещё не очень холодно. Слушай, Оксан, а ты на Чернобыльникова случайно не обиделась?

— За что?

— Ну-у, — замялся Рэй, — Запропал куда-то, внимания не обращает.

Оксана тряхнула головой, откидывая со лба длинную чëлку. Движение у неё вышло рахдражëнным.

— А что на Чернобыльникова-то обижаться? Он, по крайней мере, мне истерики не катает! Сидит сейчас на кухне, обсуждает футбол любимый свой. Нормальный Чернобыльников!

— Мне тут тоже хре… — ляпнул Рэй, но осëкся и как мог поправился, — Я имею в виду, что хреново тут стало, когда родители твои ушли. А до этого очень здорово было, правда!

— Не извиняйся! Я того же мнения. Устроили, блин…

Рэй запоздало заметил, что хозяйка квартиры едва не плачет. А ещё — что она красивая. Нет, совсем не так, как ИАЭС, но красивая. Как ИАЭС никто, конечно же, быть не может, но всё-таки…

У Оксаны Росшанской тугие тëмные кудряшки до плеч, весëлые такие, скрученные пружинками. И глаза карие с тёплыми золотыми искрами. И пухлые губы, по случаю праздника слегка тронутые маминой помадой. И разговаривать с ней, оказывается, приятно, а винище из пакета, она, кажется, вообще не пила.

Рэй посмотрел на собеседницу, стараясь вложить в этот взгляд как можно больше тепла и ободрения, и улыбнулся.

— Я вообще офигел, — признался он, — Скандалы какие-то беготня, туда-сюда, разборки…

— Угу, — в тон ему проворчала Оксана, — Что вообще-то у кого-то тут день рождения — просто по сараю! Кроме Антона, про меня вообще все забыли. И первой —