Космонавт - Феликс Кресс

выцвел до серо-голубого оттенка, на локтях проступили потертости. На ногах надеты кирзовые сапоги, явно не предназначенные для бега.

— Дядь Борь? — удивился я, замедляя шаг. — Ты чего здесь в такую рань?

Сосед стоял в своём потрёпанном наряде, несмело разминал колени и смотрел на дорожку с видом человека, готовящегося к каторге.

— Ага, это я, — хрипло ответил он, поднимая голову. — Не ждал, да?

— Не то слово. Так чего?

Дядя Боря фыркнул, потёр ладонью щетинистую щёку.

— Э-э… Да вот… Давно собирался, — сказал он, глядя куда-то за мою спину. — После того случая… — дядя Боря резко оборвал себя, сменив тему. — В общем, хватит киснуть. Посмотрел на тебя — пацан пацаном, а такой упорный. Каждый день тут мелькаешь, как по часам. А я? — Он шлёпнул себя по брюшку. — Живот отрастил, как у председателя.

— На меня? — опешил я и заметил, как взгляд соседа на секунду задержался на восточной трибуне. Там, где обычно собирались местные алкаши. Пустые бутылки из-под портвейна всё ещё валялись под скамейками, поблёскивая в лучах солнца.

— Ну да.

В его голосе прозвучала какая-то застарелая, глубокая горечь. Я знал, что дядя Боря когда-то хотел стать лётчиком, но что именно с ним случилось — нет. Он так и не рассказал мне об этом. Только оговорки в разговорах с соседом проскальзывали, что «не повезло», да «не по своей вине».

— Хватит, — резко сказал он, будто отгоняя мысли. — Решил — пора двигаться дальше. Начну со здоровья. В общем, это самое… Пиво бросаю. Вот, бегать начинаю. Потом, может, и с куревом завяжу.

— Да ты герой, — ухмыльнулся я.

— Ага, герой, — проворчал он. — Ладно, чего стоим? Побежали, что ли?

— В сапогах будешь бегать?

— Я в армии только в них и бегал.

— На сегодня сойдет, а к следующей тренировке купи кеды в «Спорттоварах».

— Ну ла-а-адно…

Мы начали с медленного темпа. Дядя Боря пыхтел, как паровоз, но держался. Первый круг прошли нормально, на втором он начал отставать. К середине второго круга его дыхание стало хриплым, лицо покраснело.

— Всё… — выдохнул он. — Хватит, — поднял голову, и я увидел в его глазах странную смесь — и злость на себя, и какое-то новое упрямство. — Ты беги… Я… потом догоню.

Дядя Боря плюхнулся на скамейку и достал из кармана смятую пачку сигарет. Пальцы его дрожали, когда он пытался вытащить одну сигарету. Я видел, как он сжал зубы, вдруг резко смял всю пачку и швырнул её в урну.

— С сегодняшнего дня — завязываю, — пробормотал он.

Я хмыкнул и сделал ещё несколько шагов на месте.

— Ладно, дядя Боря, не надрывайся сразу, — сказал я, видя, как он напряжённо сжимает кулаки. — Главное ведь — начать.

Сосед хрипло рассмеялся:

— Ты мне, пацан, лекции читаешь? Да я тебя ещё в раз уделаю, дай только дух перевести!

Но в его голосе я не услышал злости. Только какая-то непонятная мне грусть. Он махнул рукой:

— Валяй, беги. А я… я тут посижу, воздухом подышу.

Когда я пробегал третий круг, сосед всё ещё сидел на скамейке, но теперь его спина была прямее, а взгляд — твёрже. На четвёртом круге он уже ходил быстрым шагом по дорожке, размахивая руками, как учили на советских плакатах про «Бег для здоровья».

На пятом круге я увидел, как он подошёл к той самой урне, заглянул было внутрь, но так и не достал смятую пачку. Вместо этого решительно повернулся и зашагал к выходу, высоко подняв голову.

Я бежал дальше, уже один, не отвлекаясь. Когда я заканчивал десятый круг, с другой стороны стадиона снова показался дядя Боря. Шёл он тяжёлой походкой, но в руках у него были две бутылки нарзана. Одну протянул мне:

— На, спортсмен, попей. Завтра… завтра больше кругов осилю.

В его глазах читалась решимость. Значит, это не пустые слова. Что ж, хорошо. Мы молча выпили нарзан, глядя на восходящее солнце. Впереди был новый день — и для него, и для меня.

Домой я вернулся разгорячённым после пробежки. В прихожей скинул кеды, потянулся, чувствуя, как приятно ноют мышцы. В ванной включил воду — сначала ледяную, чтобы взбодриться, потом тёплую, чтобы расслабить мышцы. Струи воды смывали пот и утреннюю усталость, оставляя только лёгкость во всём теле.

Я готов к новому дню. Пусть подвигов пока и не предвидится, даже самые обычные дела можно делать лихо и с задором.

На кухне я разогрел вчерашнюю гречневую кашу, добавил ложку топлёного масла. Пока ел, включил радиоприемник, где сейчас шла какая-то передача. Я прислушался, но голос диктора потонул в треске помех.

Посуду помыл быстро, проверил по часам — до встречи в библиотеке оставался ещё час. Достал из шкафа тетрадь с конспектами, пробежался глазами по своим записям. Особенно тщательно перечитал раздел о расчётах аэродинамических сил — сегодняшний разговор с бывшим инструктором мог мне пригодиться на экзамене.

* * *

В читальном зале было тихо, только скрипели стулья да шелестели страницы. В углу, за столом у окна, сидел пожилой мужчина с седеющей головой — волосы его были острижены коротко. Это и был Николай Петрович, бывший лётчик-инструктор.

Он поднял голову, увидел меня и кивнул:

— А, Громов! Присаживайся..

Я сел напротив, положил перед собой тетрадь. Николай Петрович отложил в сторону журнал «Авиация и космонавтика»:

— Ну что, как подготовка к экзаменам? — поинтересовался он, с любопытством поглядывая на тетрадь.

— Нормально, — кивнул я. — Особенно интересуют практические моменты. Теорию-то в книгах найти можно, а вот нюансы…

— Нюансы, — усмехнулся он, — это самое важное. Ладно, спрашивай, что непонятно.

Я открыл тетрадь на закладке:

— Вот, например, на экзамене могут спросить про расчёт угла атаки при разном весе самолёта. В учебниках такие формулы есть, но как это работает на практике?

Николай Петрович задумался, потом провёл пальцем по столу, будто рисуя схему:

— Представь: ты на взлёте. Машина тяжёлая, топлива — полный бак. Угол атаки должен быть таким, чтобы подъёмная сила росла, но не до сваливания. На Як-18, например, оптимально — восемь-десять градусов. А если легче — можешь взять меньше.

— А как почувствовать этот момент? Без приборов? — подался я вперёд. Беседа меня и правда увлекла, а говорить всё-таки надо было потише.

—