Японская война 1904. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

десять раз. Как бы тот же Алексеев скоро от меня не то что скрываться, бегать не начал.

— И еще… — Ванновский нарушил повисшую паузу, и, судя по его виду, следующая новость тоже была не из приятных.

— Говорите.

— Из Инкоу пришел странный доклад. Он должен был проходить по ведомству Алексея Алексеевича, да и жандармерию о таком сразу стоит предупреждать, но… Я взял на себя смелость придержать его и сначала сам по всем убедиться. А еще хотел вас попросить посмотреть. У вас взгляд легкий, вдруг заметите что-то, что мы пропустили.

— Глеб Михайлович, успокойтесь и давайте к сути. Что случилось?

— Темная месса. Больше двадцати мертвых тел, выложенных в форме странной фигуры. Все залито кровью… Если слухи поползут, то вас могут обвинить…

— В чем? — мне стало интересно.

— Ну, с точки зрения церкви… Попустительство бесовщине, а если захотят, то можно и к тому, что не защитили православную святыню, притянуть. Вы же понимаете, что как старший офицер вы по умолчанию должны знать все, что происходит на вашей территории. А значит, разрешили или, край, не остановили.

— А с точки зрения государства?

— Статья 185 уголовного уложения 1845 года с учетом редакции 1885-го — тут есть прямое наказание за оскорбление религии и кощунство, — Ванновский шпарил как по писаному, вот что значит образование. — Но мы военные, тут важнее будет устав, вот только и он не на нашей стороне. Вы же помните строчки: клянусь всемогущим богом быть верным государю императору и православной вере… Так что формально тут и нарушение устава можно приписать. При желании.

Ванновский не продолжил, но и так было понятно, что злопыхателей с желаниями у меня хватает.

— И наказание?

— Самое легкое: от отстранения до увольнения со службы. А если смогут что-то доказать, то разжалование и ссылка.

Я кивнул. Ситуация из странной глупости разом превратилась в серьезную проблему. Если бы мне самому нужно было убрать себя же из армии, то подобная подстава могла показаться неплохим решением. Вводит в смущение простых солдат, подрывает авторитет побед — мол, добыты не честью и храбростью, а черным колдовством. И время подобрано грамотно. Те, кто мог бы за меня вступиться во время активной фазы войны, сейчас просто умоют руки. Грядет мир, как считают в Ляояне, Харбине и Санкт-Петербурге, а значит, боевые генералы вполне могут и отправиться в отставку.

— Что ж, вы были правы, Глеб Михайлович. В такое место обязательно нужно будет заехать и проверить, не оставили ли наши враги каких-то следов, — решил я.

Посмотрим, что за ловушку мне тут решили устроить.

* * *

Поручик Измайлов проверял караул вокруг места преступления в ожидании приезда полковника Ванновского.

— А вы слышали новый анекдот про Буденного? — донесся до него голос одного из жандармской двойки на входе в фанзу с телами.

— Какой?

— Конница Буденного стояла перед обрывом. И все бы ничего, если бы не одно «но».

Второй жандарм заржал во весь голос, а поручик поморщился. Эти-то в сражениях не участвовали, не видели, как этот самый Буденный и его казаки прямо под пули скакали. Говорили, правда, что в тот момент японскую артиллерию уже подавили, но вот Измайлову показалось, что грохот пушек и свист пуль был ничуть не реже, чем до этого. И как после такой храбрости можно смеяться, причем над своими же?

Поручик уже хотел было приструнить жандармов, когда первый снова заговорил, причем на этот раз решил пройтись по самому Макарову.

— А что ты думаешь о генерале? — спросил он. — Я вот на завтраке общался с остальными нашими, и все считают, что принести в жертву десять своих солдат, чтобы победить японцев и спасти тысячи — это нормально.

— Я… — по голосу было понятно, что второй жандарм искренне растерялся. — Я не думаю, что это дело рук генерала. Да его и не было в это время в Инкоу.

— Так это мы нашли это капище вчера, — стало слышно, как первый начал размахивать руками. — А когда его устроили? Мы же не знаем. И как ты еще объяснишь, что генерал каждый раз так легко побеждает? Все остальные не могут справиться, а он и корабли потопил, и два раза линию обороны, которую германцы делали, прорвал. Ну, не бывает подобного просто так!

— А я думаю, что просто наши солдаты сильнее. А еще на нашей стороне правда. Вот японцы сражаются за Англию и Америку, а мы за себя. Да и местные к нам больше тянутся. Мы им помогаем, они нам — так ведут себя на своей земле, и тогда она тебе и помогать начинает.

— Видишь, ты тоже почувствовал, что земля помогает! — ни капли не смутился первый жандарм. — Значит, все правильно! Генерал тоже это понял и призвал древнюю силу нам на помощь…

И вот тут уже поручик не выдержал. Если до этого он допускал, что это просто попытка скоротать время, когда солдаты могут болтать о любых глупостях, то теперь… Уж больно складно первый из них клеветал на генерала. Уж больно ловко выкручивал слова своего товарища.

— Не двигайся, а то стрелять буду, — поручик вышел из укрытия, направив пистолет на замершую парочку.

Второй жандарм тут же растерялся, а вот первый встретил Измайлова лишь злобным прищуром.

— Как зовут? — Измайлов выдерживал дистанцию, как их учили на курсах по задержанию.

— Юлиан Кшивицкий, — представился первый жандарм, гордо вскинув голову.

— Петя… Петр, — второй еще ничего не понял. Ну да что с него взять, еще молодой.

— Петя-Петр, снимай ремень и вяжи руки Юлиану, — приказал Измайлов и приготовился в случае чего стрелять.

Поляк несколько мгновений мерился с ним взглядом, но потом все же не рискнул дергаться и завел руки за спину. Петр их связал, потом по команде Измайлова проверил карманы и вытащил оттуда и из-за пояса два револьвера. Дальше надо было конвоировать пленника в дежурную часть, но… Неожиданно к ним приехали. Собственно, сам дежурный капитан, разом побледневший, стоило ему только увидеть связанного Кшивицкого и Измайлова с оружием в руках, за ним полковник Ванновский, начальник разведки всего 2-го Сибирского, и… Последним с удивленной улыбкой показался сам генерал Макаров.

— За что задержали товарища? — спросил он, опередив остальных.

Еще и слово какое выбрал — «товарищ», словно проверяя.

—