Целитель #17 Этот мир, придуманный нами - Валерий Петрович Большаков

сросток двух сфер, похожий на куклу-неваляшку.

— Ну вот куда я это всё дену? — с надрывом выговорил планетолог. — Тут одних кернов чуть ли не тонна! А ящики с образцами⁈

Биолог выпрямился, и оглянулся на неоглядный склон каньона. Даже отсюда были видны слои, складывавшие кору Марса. И не надо забуривать сверхглубокую скважину, вроде Кольской или Таймырской — лазай по склону и любуйся породами! И Бирский лазал, пьяный от азарта изыскателя…

— Ну, что тебе сказать?.. — вздохнул Андрей.

Подошел Почтарь, и хлопнул Шурика по плечу:

— Отбери самое ценное! Образцы ископаемого дейтериевого льда и грунта… как его… Не вечной мерзлоты, а… Криолитосферы!

— Я даже не ожидал, что на этих широтах она так неглубоко окажется, сто метров всего… — уныло забормотал Бирский.

— Всё нормально, Шурка! — бодрился Павел. — Мы здесь первые, но не последние. Грузимся! Через два часа стартуем. Время пошло!

* * *

Командир последним поднялся в кессон и оглянулся назад, держась за горловину внешнего люка. Пять дней пролетели, как пять уроков, и вот он, неслышный последний звонок…

«Крайний!» — поправил себя Почтарь.

Удобств в жилом отсеке никаких, кроме биотуалета за шторкой. Ни помыться, ни поесть по-человечески, ни поспать… Обтирались влажными салфетками, питались из туб, спали на полу, но не ворчали, а радовались, как дети, угодившие в сказку.

Марс же вокруг! Взаправдашний Марс!

Да, они были жадны, им хотелось побывать в кратере Хеллас, гигантском и таинственном — именно оттуда раскручивались глобальные пылевые бури. И Лабиринт Ночи ждал их, и русло древней реки Тиу, и Северный каньон, что вклинивается в полярную шапку, и никем еще не покоренная вершина Олимпа!

А их удел — крошечный пятачок с краю «Мелас Чазма». У них даже краулера с собой не было, чтобы прокатиться куда-нибудь… Куда угодно! Тут нигде еще не ступала нога землянина!

Павлу даже взгрустнулось немного. Вполне может быть, что ему уже не доведется снова побывать на Красной планете. Секунды тикают, годы идут… И всё равно — они сделали это!

Хмыкнув, Почтарь аккуратно захлопнул люк. Вывалился из кессона, и протиснулся на свое место за пультом.

— Все здесь? Никого не забыли? — фыркая, он «заводил» возвращаемый аппарат, оживляя систему за системой, блок за блоком. Внизу, под ними, прятался ядерный реактивный двигатель, работающий на аммиаке. Тяга у него хорошая…

— Приготовиться к старту!

Расслышав в наушниках длинный тоскливый вздох, командир корабля рассердился.

— Хватит вздыхать, товарищ Бирский! Научная программа выполнена?

— Да, но…

— Никаких «но»! Выполнена и перевыполнена! Сделаны важные открытия. Чего тебе еще? — Почтарь коварно улыбнулся. — Кстати, я знаю, как тебя излечить от унылости! Вы, товарищ Бирский, лишаетесь премии на двадцать пять процентов…

— С чего бы это⁈ — вознегодовал планетолог, мигом забыв про оставленные керны.

— А с того! — весомо надавил Павел. — Кто снимал перчатку, лапая внеземную окаменелость? А? Кто подвергал себя угрозе разгерметизации? Я?

— Ой, а сам-то! — возмутился Бирский. — Кто первым выскочил на Марс? Я? Нет, наш единственный пилот! А если б ты в какую-нибудь каверну провалился? Или летучая пиявка тобой бы закусила? А? Кто бы нас тогда обратно доставил?

— Ну, уел! — Почтарь ухмыльнулся. — Ладно, мне тоже минус двадцать пять.

— То-то… — Шурик мигом успокоился. Социальная справедливость восторжествовала…

— Внимание, старт!

Модуль затрясся, как в ознобе, по бортам прошла дрожь, а гул заполнил кабину. Сухо затрещали пиропатроны, и шарообразный ВА оторвался от посадочной части, с усилием начал вертикальный подъем, забираясь всё выше, взлетая всё быстрее.

Вот уже завиднелся далекий южный край Долины Маринер, а на западе едва заметно вспучился Олимп… Марс распахивался шире и шире, постепенно закругляясь, только его кромка очерчивалась не по земному — расплывчатой каймой, а резко — оранжевое на черном.

В точно рассчитанный момент движение вверх обрело наклон, вынося ВА на монтажную орбиту. Вскорости ожила громкая связь, объявив всегда спокойным голосом Римантаса:

— Видим вас. Хорошо идете, прямо по центру. Разрешаю причаливание.

— Понял вас, — ответил Почтарь. — Догоняем… Дальность четыре тысячи метров.

Блестка впереди приближалась, постепенно вырастая в «игрушку», крошечную модельку ЭМК, осиянную «цитрусовым» отсветом Марса.

— К стыковке готов.

— Разрешаю стыковку… Отходишь, Паха, гаси бок!

— Понял…

Носовая часть «Циолковского» наплывала, как форштевень крейсера на утлую моторку, и вот стыковочный узел, тот самый, что еще недавно цепко держал МПК, вильнул на экране. ВА вздрогнул от толчка.

— Есть касание!

— Есть механсоединение! Есть стыковка!

И тут в иллюминатор постучали. У Почтаря сердце ёкнуло — за бортом висел человек в скафандре. Одной рукой он тянул фал, а другой помахивал.

— Привет «марсианам»! — прорезался веселый голос Бельского.

— Тьфу, чтоб тебя! — облегченно выдохнул Павел. — Шасси хочешь присобачить?

— Ну да! Нам еще садиться и садиться…

Почтарь нагнулся — в поле зрения маленького «окошка» вплыл еще один космонавт, вцепившийся в решетчатую раму шасси — на солнце блеснули протекторы трех коленчатых опор.

— А это кто с тобой? Не Римас? Ему нельзя!

— Не-е, это Шарлотта!

— Привет! — в тесноту сферы ворвался высокий женский голос. — How are you?

— I’m fine! — заулыбался Павел. — А то с меня уже сняли двадцать пять процентов премии! Я, видите ли, погулять вышел — и бросил двух несмышлёнышей одних!

— Меня тоже лишили! — жизнерадостно отозвался Питер.

— Тебя-то за что?

— Потом расскажу, хе-хе… Шарлотта! Подтягивай!

— Ага…

Борт отозвался металлическим стуком.

— У меня — по месту! Оба!

— И у меня!

— Вставляем!

Трижды гулко клацнуло.

— Готово!

— Все на борт!

— Дяденьки, не подбросите до Цереры?

— Залезай, тётенька…

— Объявляю получасовую готовность. По местам посадочного расписания!

Ровно тридцать минут спустя Почтарь, быстренько отмывшийся в душе и переодевшийся в чистое, скомандовал: «Двигатели на разгон!»

Вторник, 16 августа. День

«Гамма»

ФРГ, Пенемюнде

— Ты базар-то фильтруй, Димон! — повысил голос Багров, теряя терпение. — И не морочь мне голову! Давай, врубай свою транзопо… тьфу! Врубай эту бандуру — и открой мне «маленькую зеленую дверь в стене»! Мы с Давой хотим прогуляться в «Альфу»…

— Давно там не был! — хохотнул Валькенштейн. — Лет шестьдесят!

Ерошин покорно кивнул, и сделал знак Сергею. Тот, мрачно сопя и шепча нецензурщину, с глухим скрежетом подключил высоковольтный трансформатор — низкое