Перекресток возможностей - Л. Нил Смит

— делай что угодно… с собой. «Закон» лишь заставляет тебя возместить ущерб жертвам до того состояния, в котором они были бы, если бы преступление никогда не произошло. Не сможешь этого сделать — твое имя и лицо расклеят повсюду, что является серьезной угрозой в обществе, завязанном на что-то вроде Телекома. Кто будет иметь дело с тем, кто отказывается от своих моральных долгов? Негде будет купить еду, одежду, жилье, патроны — любые предметы первой необходимости.

И один верный способ стать изгоем — совершить необратимое преступление, такое как убийство, возмещение за которое невозможно.

Безумие — не оправдание. Судью интересует только то, как ты планируешь загладить содеянное. Общество никогда не берет вину на себя: в Северной Америке есть только личности.

Изгнанники могут забрать свое имущество и уехать. Несколько стран все еще принимают их, и еще несколько колоний на астероидах. Нигде не сахар. Светлая сторона в том, что здесь нет профессионального преступного класса, нет «бывших заключенных». Как только ты все исправил, ты чист. Каждый день — это новое начало, и это всяко лучше, чем сидеть в бетонной коробке, штампуя номерные знаки.

Все это предполагает, конечно, что преступник выживет после своей первоначальной попытки нападения на хорошо вооруженную жертву — весьма серьезное допущение и еще одна причина, почему здесь не так много тюрем и нет тюрем настоящих. Теперь, когда его благополучно поймали, наш пленник полагался на высокоцивилизованную систему: ни один конфедерат не причинит ему вреда, но он боялся меня. И это было интригующе.

— К черту вашу АГС! — взревел я, входя в абсолютно искусственную ярость. — Я добуду ответы старым добрым способом! — Я помахал пистолетом, коснувшись кончика его носа. — Хочешь закончить, как твои дружки вон там, лицом в асфальт? — Я упер ствол ему в левый глаз и со щелчком взвел курок, ухмыляясь, как демон.

Он закричал и задергался. Охранникам пришлось упереться ногами. — Не убивайте! Пожалуйста, не убивайте!

— Я не собираюсь тебя убивать… то есть, я не собираюсь тебя калечить. Я собираюсь тебя убить! — Я изобразил медленное нажатие на спусковой крючок. Пот струился по моему багровому лицу.

— Хорошо! Я скажу! — Он мотался из стороны в сторону, пытаясь увернуться от пистолета. По его штанам расползалось пятно. — Все, что хотите знать… только, пожалуйста, не давайте ему меня трогать!

Я позволил Эду оттолкнуть меня. — Я не дам ему тебя трогать, — успокоил он.

Пленник всхлипнул, уронив голову на грудь. — Это был Мэдисон. Он сказал, это ради Дела! Уберите этого дикаря! — Я внезапно испугался, что он отключится, прежде чем толком расколется. — Мэдисон до вас доберется! Он со всеми вами разберется! У него… у него есть что-то, что-то с той… — Он уставился на меня, кажется, внезапно все осознав. — Он сотрет вас всех в радиоактивный шлак!

На этом он рухнул, и, судя по урчанию у меня в животе, моя игра по системе Станиславского вот-вот должна была унести и вторую жертву.

КОГДА Я ВЕРНУЛСЯ из ванной, Кларисса уже занималась нашим пленником без сознания. Эд был перевязан, а Форсайт спал, комфортно дыша под электронным прибором на глазах. Она метнула в меня испепеляющий взгляд. — Это так вы в Денвере обращаетесь с ранеными пленными?

— Уже очень, очень давно нет, — я медленно покачал головой. — Дома у него было бы больше прав, чем у честных людей. Мне жаль.

— Мой пациент в шоке, а вам «жаль»? Надеюсь, вы получили то, что хотели… лейтенант!

Я поморщился. — Пока не знаю. Кто этот Мэдисон, Эд? Давай посмотрим, что в ’коме…

— Уже опередила вас, мальчики! — Люси помахала планшетом Телекома. — Мэдисоны, целая эпизоотия! — Ряды имен и номеров мелькали на маленьком экране.

Кларисса о чем-то пошепталась с охранниками. — Люси, можешь тут пока заняться? — Она пересекла комнату и подошла ко мне. — Они сказали мне, что он даже не был заряжен. — Она посмотрела на меня снизу вверх, чего-то ожидая. Я не был уверен, чего именно.

— Не мог довериться себе рядом с этим ублюдком.

— Это тебя не извиняет, — сказала она. — То, что ты сделал, было ужасно. Безнравственно. Я не уверена, что вы мне очень нравитесь, лейтенант Уин Беар!

— Я и сам себе не очень-то нравлюсь, — ответил я, чувствуя вкус желчи. — И что ты имеешь в виду под «безнравственно»? После того, что он сделал? С меня хватит этой лицемерной чуши. Вы все так самодовольно упиваетесь своим конфедератским статус-кво, что не видите, как безумие пляшет прямо у вас под вашими глупыми носами!

Люси обернулась с недоверием на лице. — Какая муха тебя укусила, сынок?

Внезапно они все стали чужими, существами из другого мира. — Добрая докторша тут… из-за того, за что мне и так уже паршиво, спасибо… в то время как каждый в этом безопасном, стабильном, о-таком-гуманном обществе таскает пушку, готовый убить в мгновение ока! Какого черта вы все боитесь? Почему такие уравновешенные люди так истерично цепляются за свои извращенные фаллические символы?

Кларисса посмотрела на меня с циничным пониманием. — Я так и думала, что у тебя там внутри найдется пара-другая конфликтов! Рядышком с тем револьвером, которым ты так хорошо владеешь, притаился обычный мечтательный пацифист…

— Или потенциальный диктатор!

— Оставь его, Люси! Уин, твои внутренние противоречия разорвут тебя здесь на части. Я знала нескольких бедолаг, которые боятся позволить другим защищаться — даже владеть средствами для защиты, — неспособных вынести одиночество дольше нескольких минут, боящихся, что их собственные тени их предадут, проецирующих свой страх на других, интерпретирующих каждый жест как угрозу.

— Или ты из другого типа, тех, кто не выносит независимости, кто втайне жаждет контролировать жизни людей и терпит их желание самообороны лишь с укором виноватой совести?

— Ты же знаешь, что это не так! — выпалил я. — Но посмотри на себя, ты поносишь мое общество, в то время как здесь женщины… господи, да даже дети… обвешаны оружием!

— Сынок, любой, у кого шестеренки на месте, хочет быть свободным, — сказала Люси. — Неважно, какого ты пола или возраста, а свобода всегда требует немного железа, даже… может быть, особенно… если ты маленький ребенок.

Кларисса продолжала: — Уин, тот первый тип, бедный несчастный, каждую минуту своей жизни борется с искушением вышибить себе мозги. Он