Прорыв выживших - Алексей Михайлович Махров

к шесту на крыше «Ситроена», бессильно повисли — ветер стих, и знойный воздух стал густым и неподвижным, как сироп. Мы двигались медленно и предельно осторожно — часто делая остановки, во время которых Альбиков забирался на холмики и оглядывал окрестности в бинокль.

По нашим прикидкам до Вороновки оставалось всего километров двадцать, но «дорожные приключения» не закончились — с крыши кабины раздались три быстрых удара. Сигнал тревоги от Хуршеда. Сердце на мгновение замерло, а потом забилось с новой силой, качая в кровь адреналин. Усталость как рукой сняло.

— Что там? — спросил Валуев, остановив пикап, следом встал и «Опель–Блитц».

— С запада кто–то едет! Но не машины… — донесся сверху приглушенный, но четкий голос Хуршеда. — Мотоциклы! Много!

Валуев заглушил мотор «Ситроена». В наступившей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием остывающего металла, сначала ничего не было слышно. Но через несколько секунд до нас донесся нарастающий, трескучий гул — словно рассерженный рой гигантских шершней приближался с большой скоростью.

— К бою! — скомандовал Валуев, выскакивая из кабины. — Хуршед, сколько их?

Альбиков, взобравшись на кабину, приложил к глазам бинокль.

— Восемь единиц, — доложил он ледяным, бесстрастным голосом. — Четыре с колясками. Дистанция — километр. Едут прямо сюда. Скорость высокая.

— Видят нас? — уточнил Валуев.

— Пока нет. Дорога делает поворот. Но через минуту будут здесь.

— Готовим засаду, — приказал Валуев. — Сухов, Верещагин — пулеметы в тот овражек, справа! Альбиков, Алькорта, вы налево, в кусты! Остальным укрыться за машинами! Игорь… — он обернулся ко мне, и на его лице появилось виноватое выражение. — Ты снова в главной роли. Встречай гостей.

Я спокойно кивнул. Деваться было некуда — наши автомобили стояли на открытом месте, спрятать их было невозможно. Оставалось снова блефовать. Мне опять придется ломать комедию перед вражинами. Рука привычным движением проверила лежавший в кармане бриджей «Браунинг Хай Пауэр». Пальцы нащупали предохранитель и опустили рычажок вниз.

Пулеметчики с двумя «МГ–34» бесшумно заняли позицию в неглубоком овражке. Хуршед и Алькорта спрятались в кустах, совершенно растворившись среди пыльных веток. Мы с Петей остались стоять у «Ситроена», стараясь принять вид уставших немецких солдат.

Жужжание моторов нарастало, превращаясь в оглушительный рев. Из–за поворота, подняв тучи пыли, выскочила мотоциклетная колонна. Да, их было восемь. Четыре одиночных мотоцикла «БМВ R–75» и четыре с колясками. Немцы ехали быстро, как–то нервно оглядываясь по сторонам. Увидев нас, водитель головного мотоцикла притормозил, но, опознав «своих», подъехал поближе.

Мое сердце бешено колотилось, но разум, как и раньше, холодно анализировал детали. Я быстро пробежался взглядом по технике и обнаружил интересный факт: ни на одной коляске не стоял пулемет. Все мотоциклисты были вооружены только винтовками «Маузер–98к», причем заткнутыми в длинные брезентовые кобуры поперек рамы.

Немцы не проявляли агрессии, лишь с любопытством разглядывали обвисшую на шесте тряпку непонятного для них назначения. Из коляски головного мотоцикла неспешно вылез ефрейтор — коренастый, рыжеватый парень с совершенно серым от пыли лицом. Он снял защитные очки, протер их грязным рукавом и, явно ничего не подозревая, громко, с явным раздражением в голосе, бросил мне:

— Наконец–то встретили своих! Гутен абенд, герр лейтенант! Вы не поверите, какой сегодня сумасшедший день!

Я сделал несколько шагов ему навстречу, стараясь не перекрывать Пете сектор стрельбы.

— День и правда не задался, ефрейтор, — ответил я с наигранной усталостью в голосе. — Что случилось?

— Эти проклятые русские! — ефрейтор раздраженно махнул рукой в сторону бескрайней степи. — Они повсюду! Мы целый день только и делаем, что, как угорелые, драпаем от их многочисленных отрядов. И ведь на чем они катаются по нашему тылу, вы не поверите!

Он сделал драматическую паузу, явно наслаждаясь вниманием офицера.

— На танках, герр лейтенант! На танках! Представляете? Огромные стаи диверсантов разъезжают на тяжелых танках, как у себя дома и творят, что хотят! Полтора часа назад мы с трудом унесли ноги от одного такого отряда. Так они гнались за нами километров пять, почти не уступая в скорости! Чудом спаслись.

— Гнались за мотоциклами на танках? — я поднял бровь, изображая вежливое недоверие. — Вы уверены, ефрейтор? Может, вам просто показалось? Или перегрелись на солнце?

— Клянусь, герр лейтенант! — ефрейтор был искренне возмущен моим скепсисом. — Наш полк утром выдернули из–под Киева и бросили сюда. Похоже, что командование в панике, использует нас, как пожарную команду. Ну, мы и мотаемся по этой адской жаре туда–сюда. А толку? Поймать этих русских невозможно!

Он тяжело вздохнул и вытер пот со лба, размазав по лицу пыль.

— Вы из какой части? — вроде бы непринужденно спросил я, только чтобы поддержать интересный разговор.

— Одиннадцатый мотоциклетный батальон двадцатой моторизованной дивизии, герр лейтенант, — с гордостью ответил ефрейтор.

Ага, подумал я, «Одиннадцатый мотоциклетный». Это были, по сути, обычные пехотные части, посаженные на мотоциклы для мобильности. Не элита, не спецназ. Простые солдаты, уставшие, измотанные и напуганные слухами о русских танках–призраках.

В этот момент мой взгляд скользнул по остальным немцам. Фрицы сидели на мотоциклах, расслабившись, некоторые закуривали, кто–то пил воду из фляги. Никто не держал оружие наготове. Они абсолютно не видели в нас угрозы. Дистанция до них не превышала двадцати метров. Идеальная мишень!

Внутри меня что–то щелкнуло. Весь этот проклятый день — постоянное напряжение, необходимость улыбаться тем, кого ненавидишь всем сердцем, холодный ужас при виде хладнокровного убийства товарища, ярость при виде сытых, хохочущих эсэсовцев — все это требовало выхода. И этот выход сам шел мне в руки в виде двенадцати ничего не подозревающих фрицев.

Это был счастливый случай. Подарок судьбы. Возможность не хитрить с врагом, а просто его уничтожить.

— Да, я слышал про ваши проблемы, — сказал я, и мой голос стал тише и теплее. Я сделал шаг вперед, сократив дистанцию до минимума. Ефрейтор смотрел на меня с легким недоумением. — Скажите, а из какого города вы родом?

Вопрос был настолько неожиданным и странным, что ефрейтор на секунду опешил. Этого мгновения мне было достаточно — рука с «Браунингом» выскочила из кармана бриджей быстрее, чем немец успел моргнуть. Мне даже не надо было целиться, я просто ткнул стволом пистолета в его грудь и нажал на спуск.

Выстрел прозвучал приглушенно. Ефрейтор упал не сразу, а сначала посмотрел на меня широко раскрытыми, полными невероятного удивления глазами. Потом его колени подкосились, и он начал медленно оседать. Этой паузы мне хватило, чтобы приставить пистолет к