Инженер Петра Великого 9 - Виктор Гросов

— Что-то стряслось, Петр Алексеич? — спросил он без обиняков. — На тебе лица нет. Ученые твои что-то не поделили?

— Хуже, Василь, — ответил я. — Придумал я одну штуку. Для Крыма. Чтобы без большой крови обойтись.

Без формул и технических деталей, просто и по-солдатски я изложил ему суть проекта: облако едкого дыма, которое не убивает, а только заставляет врага бежать без оглядки, бросая оружие и извергать содержимое желудка. Свою задумку я подавал как величайшее благо — оружие, которое сохранит тысячи жизней, и наших, и чужих.

Скрестив на груди руки, Орлов внимательно слушал. Его взгляд становился все более хмурым. Когда я умолк, он задумчиво пожевал губами, словно пробуя мои слова на вкус.

— Не солдатское это дело, — негромко произнес он.

— Почему? Это же не яд. Никто не умрет. Просто… дело сделаем малой кровью.

Он смерил меня взглядом, каким смотрят на ребенка, сказавшего глупость.

— Да я ж не про кровь, командир. Фузея твоя, что «Шквал», — вещь! Добрая вещь. Она врага валит исправно, на совесть. Ты дал мне добрую саблю, острую, какой ни у кого нет. С ней сподручнее врага бить. А эта твоя вонючка… она ж не бьет. Она… пакостит.

Он вздохнул.

— Пойми, я человек простой. Вижу врага — стреляю. Все понятно. А тут что? Дымом его травить? Это, прости Господи, потрава клопов какая-то. Одно дело — врага в бою одолеть, пусть и с фузеей, которой у него нет. А другое — заставить его от вони бежать. Стыдоба одна, а не победа.

Его слова выбили меня из колеи. Никакой высокой философии — просто правда человека, для которого война — ремесло.

— Представь себе, — продолжал он, — как я своим ребятам приказ отдам? «Братцы, а ну-ка, пустим на басурмана дурной дух, пусть они там задохнутся»? Да они ж меня на смех поднимут. Мы воины, а не крысоловы.

Что тут возразишь? Мои доводы о спасенных жизнях и бескровной победе разбивались о его простое понятие солдатской работы. Он говорил не о чести, о деле.

— Я, конечно, не такой умный, как Леонтий Филиппович или Андрей твой, — заключил он, снова отводя взгляд. — Я по-простому скажу: нутром чую, дело это такое… Не по-людски как-то. Вот и они, видать, то же самое чувствуют, хоть и словами другими говорят. Не лежит душа к такой победе, вот и все.

Он помолчал, а потом добавил фразу, окончательно проведшую черту между мной и всем моим старым миром:

— Ты уж прости, командир. Прикажешь — сделаю. Полезу в самое пекло, поведу людей под эту твою вонь. Но знай: радости от такой победы ни у меня, ни у моих ребят не будет.

Он развернулся и пошел к своим драгунам, к понятной, честной работе, оставив меня у пушек в одиночестве. Меня не приняли ни мудрецы, ни воины. Мой «гуманный» план, «бескровная» война оказались для них постыднее самой жестокой резни. Они принимали смерть и отвергали такую победу.

Получается чтобы построить этот новый, уродливый мир, придется искать других строителей, для кого цель действительно оправдывает любые средства.

Решение напросилось само собой: если гора не идет к Магомету, нужно найти другую гору. Память подсказала выход: старый соляной склад в дальней деревне, числившейся за моим имением. Глухое место в стороне от больших дорог. Его крепкий каменный погреб, который я велел вычистить и подготовить еще с полгода назад под «особые нужды», изначально предназначался для пороха. Идеально.

Официально я отправлял туда небольшую артель для «усовершенствования методов хранения провианта». Неофициально — создавал секретный объект. Возглавил группу один из моих толковых и неразговорчивых мастеров, сам же я присоединился к ним позже. Костяк новой команды составили пятеро лучших выпускников Инженерной Канцелярии — ребята нового поколения, выросшие уже в моей системе координат. Для них не существовало «невозможно» или «грешно», лишь сложнейшая инженерная задача, поставленная лично мной, их учителем. Их глаза горели профессиональным азартом — тем огнем, который я перестал видеть в глазах Нартова.

Главным же моим приобретением стал Анри Дюпре, французский инженер, прозябавший в Игнатовском. У меня все не доходили руки до того, чтобы ввести его в курс дела. Он пока просто присматривался и осваивался на новом месте.

Войдя в его комнату, я предложил ему возможность решить задачу, перед которой спасовали мои лучшие умы. В ответ он долго смотрел на меня.

— Что вы хотите взамен, мсье барон? — спросил он без иллюзий.

— Ваш разум, мсье Дюпре. Ваш циничный, свободный от предрассудков разум. Я хочу, чтобы вы помогли мне создать то, что заставит ваших бывших нанимателей дрожать от ужаса.

Я выложил перед ним чертежи «Благовония». Он изучал их долго, без единого слова, и на его лице не отразилось и тени того отвращения, что я видел у Нартова или Магницкого. Он смотрел на формулы как на ноты, пытаясь уловить общую мелодию. Большую часть он не понимал, мне пришлось объяснять и рассказывать. Благо, он быстро все схватывал.

— Неэстетично, — вынес он вердикт, постучав ногтем по листу. — Грубо. Как удар дубиной. Но… — на его губах дрогнула хищная улыбка, — в этой грубости есть свое величие. Это инструмент изменения реальности. Вы предлагаете мне дирижировать страхом. Заманчиво.

Ни единого вопроса о морали. Он сразу перешел к делу.

— Здесь, — его палец ткнул в чертеж генератора, — вы используете прямоточную реакцию. Неэффективно, мне кажется. Я не обладаю особыми знаниями по смешиванию веществ, но кажется выход продукта будет низким, а расход сырья — чудовищным. Нужен иной змеевик.

Говорил он быстро, увлеченно, набрасывая на полях свои поправки. Он был в своей стихии. Я обрел своего главного сообщника.

Вскоре наш склад превратился в настоящую алхимическую лабораторию. Днем мы с ребятами монтировали оборудование, тянули медные трубки, герметизировали стыки. А ночами, при свете масляных ламп, мы с Дюпре вели войну на бумаге. Сложилось странное, почти извращенное партнерство: два инженера из разных миров, забыв о недавней вражде, до хрипоты спорили о давлении в реакторе и оптимальном составе смеси. Он принес с собой европейскую теоретическую базу, я же — свою интуицию, знание конечного результата и банальный прагматизм.

Первым делом мы наметили простой лабораторный синтез — нужно было получить хотя бы несколько капель чистого вещества, чтобы убедиться в верности расчетов. Работали с предельной осторожностью: реактор — небольшая реторта из