Дух экстаза - Greko

вместо сиденья. Но никогда мне не довелось кататься на канистре с бензином. Непередаваемое ощущение — знать, что сидишь на бензобаке. Отсутствие дверей «удачно» вписывалось в примененную в «тешке» формулу «тормоза для трусов». На скорости выше 15 м/ч лучше не пользоваться трансмиссионным тормозом, чтобы не слететь с дороги. Приходилось хвататься за рычаг, подающий усилие на бронзовые тормозные накладки в барабанах на задних колесах, и тянуть изо всех сил. А для аварийной остановки следовало нажать одновременно на обе педали и потянуть рычаг трансмиссионного тормоза назад до упора. «Форду» явно не хватало переднего бампера, ибо любителей «целоваться» с препятствиями появится с избытком.

А еще педали, рычаги и рычажки подачи газа… Ручное выставление угла зажигания… Запуск двигателя с помощью ручки-магнето, грозившей серьезным вывихом пальцев… Чтобы научиться управлять этой тачкой, требовалась изрядная практика и подробнейшее знакомство с инструкцией с последующим запоминанием всех пунктов. Чтобы, к примеру, не перепутать торможение с включением заднего хода — педаль-то одна![1]

Я пребывал в противоречивых чувствах. С одной стороны, приятно продавать роскошные машины. Ходишь по салону этаким гоголем, снисходительно поглядывая на посетителей, среди которых хорошо если один из десяти имеет возможность забрать у меня блестящую лаком, обтянутую первоклассной кожей и отделанную деревом ценных пород красавицу. С другой, как верно кто-то заметил, если хочешь стать миллионером, продавай миллионам. К черту дешевые понты! Едет — значит, Рокки прав, машина найдет своего покупателя в немалом числе. Форд сделал хорошую машину — проверено временем! Значит, будем сеять разумное, а доброе складывать в карман.

Еще раз внимательно осмотрел доставленный мне экземпляр. Не мог не заметить противоречий. Зачем столько бронзы? Плоский радиатор, накладки на деревянном щите моторного отсека, бандажи на деревянных ступицах и спицах колес. На деревянных, Карл! Они, кстати, двух размеров, и, соответственно, водителю придется возить с собой не одну, а две «запаски». И ремонт такого «диска» занимает, как я уже выяснил, целые сутки. Хорошо хоть Данлоп уже изобрёл быстросъемную шину и Гудьир — метод вулканизации камеры. Но прорех хватает — прежде всего, в качестве покрышки. Здесь есть над чем работать, но явно не сейчас.

Если и есть где руку приложить, то, в первую очередь, именно в области резины. Найти химика, запихнуть его в лабораторию при «Священном сахаре», который постепенно переделывается в нефтеперегонный заводик, и искать метод укрепления каучука сажей. А под самый конец добавить, как вишенку на торте, армирование покрышки волокном. И — бац! Мишлен и прочие «Гудиеры» в пролете или стоят ко мне в очередь с протянутой рукой.

Мечты, мечты! А реальность такова, что к открытию дилерского центра ни черта я не успею что-то придумать. Даже смешно сейчас воспоминать мои идеи о литых дисках, спойлерах или форсировании движка. Форд выжал максимум при нынешнем уровне технических возможностей и инженерной мысли. Тюнинг, ёксель-моксель! Мне бы грамотно поставить работу автосервиса — и то получится прорыв!

… Здание автосалона возвели достаточно быстро. Я не стремился подражать образцам, которые видел в Нью-Йорке — торговые залы, больше подходящие для продажи одежды или чего угодно иного, но не автомобилей. Зачем мне нужны резные перила или фонари в стиле ар-деко на точёных столбах? Зачем возводить балконы, на которых толком машину не обойдешь по кругу? Все должно быть просто и универсально, как и продаваемый нами «Форд Т». Бетонные стены, конструктивные голые колонны, большие прозрачные витрины и побольше рекламы на дороге, вплоть до демонстрационного образца, задранного в небеса. Я собирался продавать тачки не толстосумам, которые привыкли к окружающей роскоши, а неудачникам.

Именно так окрестили моих клиентов немногие важные посетители вечеринки в честь открытия.

— Форд придумал машину для неудачников — для тех, кто не может себе позволить что-то престижное, — разглагольствовал некий дядя, поблескивая бриллиантовой заколкой в галстуке и попивая дармовое шампанское. — Вот вы, мистер Найнс, ездите на Роллс-Ройсе. Ваш партнер, Джозеф Блюм — на Паккарде. А «форд»? Это же вуатюретка по отделке — трёхколёсный велосипед.

Велосипед не велосипед, а машины разлетались как горячие пирожки. Только успевали деньги в банк отвозить. И люди просили еще и еще. Врачи, адвокаты, коммивояжеры. Даже фермеры оценили. Мое настроение первого дня знакомства с «фордом Т» выписало резкую кривую и, сменив вектор, устремилось вверх…

Схожую метаморфозу претерпело мое отношение к кинематографу. Как только я разгреб дела с автосалоном, вернулся к идее заняться кинопроизводством. Если сперва я смотрел на него как на нечто уныло-убогое, то, по примеру с «фордом», изменил свою точку зрения.

Глупо предъявлять какие-либо претензии только встающему на ноги кинематографу. Увлеклись вестернами или комедиями затрещин? Так все на потребу публике — иммигрантам, плохо знающим язык. Отсутствует фантазия, сюжеты повторяются от картины к картине? А куда деться, если «Никельодеоны» взывают: дайте еще, дайте больше! На экране все выглядит слишком манерно? Просто ни режиссеры, ни актеры не поняли, что сцена и экран — это далеко ни одно и тоже. Про нечеткую картинку вообще молчу. Качество аппаратуры — даже осветительной — оставляет желать лучшего. Могу многое подсказать — главное не заиграться в всезнающего патриарха.

Отчего ж сейчас не начать, когда входной билет стоит копейки? Причем, копейки, в смысле, центы, в прямом и переносном смысле — в финансовом и творческом. Но, даже имея на руках такой джекпот, как послезнание, вряд ли я добьюсь серьезного результата, не имея таланта. Просто идей мало — нужен кто-то, кто сможет их воплотить. А иначе любые мои предложения в лучшем случае останутся в категории «что-то такое слышали».

Довольно быстро выяснилось, что я выбрал весьма неподходящий момент для старта. В декабре 1908 года была учреждена Кинематографическая патентная компания, в просторечии получившая название «трест Эдисона». Ее задача заключалась в том, чтобы регулировать все области киноиндустрии — от производства до проката. Эдисон производил киноаппараты, защищенные патентом. «Кодак», вступивший с ним в картельный сговор — кинопленку. Негативную, более мелкозернистую, чувствительную и дорогую, и позитивную, на которой печатали прокатные копии. И, по мнению треста, именно пленка выступала товаром, и все были обязаны ему платить, вне зависимости от того, что на ней снято — шедевр или полная ерунда. Качество фильма вообще не принималось в расчет. Чтобы скрутить в бараний рог кинопроизводителей и прокатчиков, Эдисон пользовался всем — и тем, что французская пленка братьев Люмьер не могла конкурировать из-за высочайших таможенных барьеров в САШ, и тем, что мог позволить себе дорогостоящие судебные тяжбы. Его трест даже не брезговал прибегать к незаконным методам,