Гибриды - Роберт Дж. Сойер

– «Мороз по коже»! Красиво звучит!

– Бандра, я серьёзно. В прошлом мы пробовали это делать, но… это всегда заканчивалось плохо. Ну то есть мы не верим, что подобные вещи можно делать так, чтобы исключить коррупцию. Доходило до попыток уничтожить целые этнические группы.

Компаньон пискнул.

– Группы людей, обладающие отличительным набором характеристик, возникших вследствие их географического происхождения.

– Но генетическое разнообразие – большая ценность, – сказала Бандра. – Вам ли, специалисту по химии жизни, этого не знать.

– Да, но… я хочу сказать, мы пытались… то есть мой народ… ну не мой народ, а просто плохие люди, плохие представители моего вида, пытались совершить… мы называем это «геноцид» – уничтожение целой расы или народа, и…

Да провались ты, подумала Мэри. Почему я не могу просто поболтать с неандерталкой о погоде, почему меня всё время заносит в такие жуткие темы? Когда я уже научусь держать язык на привязи?

– Геноцид, – повторила Бандра без своего всегдашнего восхищения людскими терминами. Не было нужды напоминать, что её вид, Homo neanderthalensis, стал первой жертвой учинённого Homo sapiens геноцида.

– Так вот, – сказала Мэри, – я хотела узнать, как вы решаете, какие именно особенности вы хотите искоренить?

– Это не очевидно? Чрезмерная агрессивность. Чрезмерный эгоизм. Жестокость по отношению к детям. Умственная отсталость. Предрасположенность к генетическим заболеваниям.

Мэри покачала головой; неудачный разговор с Понтером на эту тему всё ещё её беспокоил.

– Мы считаем, что каждый имеет право продолжить род.

– Почему? – спросила Бандра.

Мэри задумалась.

– Это… это право каждого человека.

– Это желание каждого человека, – сказала Бандра. – Но право? Эволюция происходит благодаря тому, что не каждый член популяции продолжает свой род.

– Я думаю, что преодоление жестокости естественного отбора – определяющий признак цивилизации.

– Однако согласитесь, – сказала Бандра, – что общество в целом гораздо важнее отдельного человека.

– По сути, мой народ этого мнения не разделяет. Мы считаем, что права и свободы отдельной личности имеют огромную ценность.

– Огромную ценность? Или огромную цену? – Бандра покачала головой. – Я слышала о мерах безопасности, которые необходимы вам, о множестве принудителей, без которых невозможна жизнь в ваших городах. Вы утверждаете, что не хотите войны, но направляете немалую часть своих ресурсов на подготовку к войнам и их ведение. У вас есть террористы, и те, кто зарабатывает вызыванием у других привыкания к аддиктивным веществам, и совратители малолетних, и – простите мне это замечание – средний интеллект у вас гораздо ниже, чем можно ожидать.

– Мы так и не сумели разработать метод оценки интеллекта, который не страдал бы культурным перекосом.

Бандра моргнула:

– Какое отношение культура имеет к оценке интеллекта?

– Ну-у, – протянула Мэри, – если вы спросите ребёнка из богатой семьи с нормальным интеллектом, какое слово подходит к «чашке», он ответит «блюдце»; блюдце – это такая маленькая тарелочка, которую мы подставляем под чашку, из которой пьём кофе… горячие напитки. Но если вы спросите об этом ребёнка с нормальным интеллектом, но из бедной семьи, то он, возможно, не ответит, потому что его семья не может позволить себе блюдец.

– Интеллект – это не какая-нибудь викторина, – сказала Бандра. – Чтобы его оценивать, есть способы получше. Мы ориентируемся на количество образовавшихся в мозгу нейронных связей; это хороший объективный индикатор.

– Но те, кому будет отказано в праве продолжить род из-за их низкого уровня интеллекта, наверняка будут… несчастны.

– Да. Но их, по определению, нетрудно обмануть.

Мэри содрогнулась.

– И всё же…

– Вспомните, как осуществляется наша демократия. Мы не позволяем людям голосовать, пока им не исполнится 600 месяцев – две трети традиционного 900-месячного среднего срока жизни. Это будет… Дэлка?

– Сорок восемь лет, – ответила Дэлка, компаньон Бандры.

– Большинство женщин уже не способны рожать в этом возрасте, и активный репродуктивный период мужчин также уже завершён. Так что результаты голосования по этому вопросу их лично уже не затрагивали.

– Это не демократия, когда голосует лишь меньшинство.

Бандра нахмурилась, словно пытаясь понять смысл реплики.

– Каждый имеет право голоса – просто не в каждый момент своей жизни. И, в отличие от вашего мира, мы никогда никому не отказывали в праве голоса из-за его пола или пигментации кожи, при условии достижения соответствующего возраста.

– Однако, – возразила Мэри, – голосующие наверняка принимали во внимание интересы своих взрослых детей, которые ещё находятся в репродуктивном возрасте, но сами голосовать не могут.

Бандра помедлила, и Мэри задумалась почему: до сих пор она вела дискуссию очень уверенно.

– Разумеется, надежда на счастливое будущее наших детей очень важна для нас, – наконец, произнесла она. – Но голосование происходило до тестов на интеллект. Понимаете? Было принято решение запретить размножаться пяти процентам населения с худшими показателями интеллекта в течение десяти последующих поколений. Попробуйте найти родителя, который считал бы, что его ребёнок попадает в нижние пять процентов, – это невозможно! Голосующие, без сомнения, полагали, что уж их-то детей это решение не затронет.

– Но оно затронуло.

– Да. Некоторых. – Бандра едва заметно двинула плечом. – Это пошло на благо обществу.

Мэри покачала головой:

– Мой народ никогда не пошёл бы на такой шаг.

– С тех пор нам не приходится особенно беспокоиться по поводу нашего генетического пула, хотя есть некоторые исключения. Через десять поколений репродуктивные ограничения были сняты. Большинство генетических заболеваний исчезли навсегда, почти пропала чрезмерная агрессивность, средний уровень интеллекта повысился. Разумеется, он по-прежнему подчиняется нормальному распределению, но мы получили… как вы это называете? У нас есть такое понятие в статистике: корень квадратный из среднего квадрата отклонения от среднего арифметического для выборки.

– Стандартное отклонение, – подсказала Мэри.

– Ага. Так вот, через десять поколений средний уровень интеллекта сдвинулся на одно стандартное отклонение влево.

Мэри уже хотела было сказать «в смысле, вправо», но вовремя вспомнила, что неандертальцы читают справа налево, а не слева направо. Вместо этого она сказала:

– Правда? Такой сильный сдвиг?

– Ага. Наши глупые люди теперь такие же умные, как раньше наши средние умы.

Мэри покачала головой:

– Вообще не могу себе представить, чтобы мой народ позволил бы властям решать, кому можно размножаться, а кому нет.

– Я не защищаю наши методы, – сказала Бандра. – Как говорит одна из ваших лучших поговорок, «каждому – своё». – Она улыбнулась своей широкой доброй улыбкой. – Ладно, Мэре, довольно серьёзных разговоров. Сегодня чудесный вечер! Пойдёмте погуляем. А потом вы расскажете мне о себе.

– Что вам хотелось бы узнать?

– Всё подряд. Всё до капли. До донышка. От доски до доски.

Мэри рассмеялась:

– Я уловила идею, – сказала она, поднимаясь на ноги.

Глава 17

Как это могло случиться? Как мы