Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

его найти сейчас, трудно сказать. Единственная привязка, это река Тверца. Пойдем по ней, решил я для себя, а там видно будет, может удача и подвернется.

Выехали втроем. Я, Калида и Фрол Золотарь. Последний — это рудознатец из Киева. Был он отправлен во Владимир, по просьбе Великого князя Юрия, но доехать успел только до Коломны, где и угодил в лапы монгольского разъезда. Для него это трагедия, а для меня, как это ни цинично, настоящая удача.

Бросив взгляд на едущего за мной Фрола, я вспомнил, как на второй день существования моего поселения построил я всех в три шеренги и, пройдясь перед неровным строем, сказал:

— Кто я такой, вы знаете, а вот с вами мне надо ознакомиться. — Вглядываясь в бородатые, осунувшиеся лица мужиков и напряженно-испуганные глаза баб, я начал перечислять. — Кузнецы, плотники, каменщики и прочие… Есть?!

Вышел один кузнец, пять плотников, гончар и кожемяка. Я думал будет поболе, но видать Турслан Хаши приберег мастеров для себя. Не успел я огорчиться, как из задних рядов вышел малорослый мужичок с приплюснутым носом и осторожно спросил.

— А золотари нужны?

Первым порывом было сказать — мне все нужны, но я сдержался и, оглядев неказистого мужичка, иронично хмыкнул.

— Золотишко-то у нас не скоро появится.

С иронией, как я заметил, в нынешнее время туговато, и в этот раз ее тоже не оценили. Мужичок пожал плечами и торопливо добавил.

— Я не только по золоту. Могу и с серебром, и с медью работать. Ежели надо руду какую опознать или камень, так тоже могу.

Вот тогда-то у меня в мозгу и всплыло название Медное. Чем черт не шутит, а вдруг и правда была там крохотная медная жила. Такая маленькая, что выработали ее быстро и позабыли давно, лишь название в памяти народной осталось.

Снег на солнце уже хорошо подтаял и осел, лошади в сугробах не вязнут. Идут медленно, сами выбирая дорогу вдоль берега. Я еду последним и, покачиваясь в седле, вспоминаю последние дни.

Прошло уже три недели и на дворе конец марта. Все это время народ занят у меня только одним. Вырубка леса под будущую пашню. Валят сосны, зачищают их от сучков и тащат в лагерь, а оставшиеся пни старательно корчуют и выжигают. В местных условиях это делается крайне не быстро, хоть и работают люди от зари до темна.

Наш длинный дом по-прежнему накрыт лапником, и с первым теплом потечет такая крыша потопом. Но крыть капитально дом, который все равно придется перекладывать, как-то неразумно. Сейчас самое важное расчистить пашню до тепла, пока стволы можно по снегу таскать, когда навалится оттепель и все поплывет, труднее будет. Народ это понимает и вкалывает не за страх, а за совесть, а с того момента, как от тверского тысяцкого подвезли зерно, у людей в глазах надежда появилась и силы удвоились. Они видят, я не соврал, будет чем засеять землю и на что протянуть до нового урожая.

Процент за это зерно тверская господа запросили немалый, четверть, но пока меня это не волнует, до осени еще дожить надо. К тому же, я надеюсь на дополнительный заработок. Я уже прикинул, как минимум, кирпич, керамика, стекло. Где добыть сырье, я знаю, технология не сложная. Так что хоть раньше мне никогда этим заниматься не доводилось, думаю, хоть с чем-нибудь да выгорит.

* * *

Кобыла медленно шагает вслед за мерином Калиды. Позади что-то мычит себе под нос Фрол, монотонно чавкают в снегу лошадиные копыта. Время тянется медленно, невольно навевая тревожные мысли.

«Зачем я полез во все это? Чего хочу добиться? — В очередной раз терзаю себя вопросами. — Зачем повесил на себя ответственность за три сотни человеческих душ? Зачем в наместники вызвался? Ведь жил же я в своем времени тихо, спокойно, без амбиций. Никуда не лез и меня все устраивало. Чего тут-то высунулся?! Там мне и в голову не приходило, скажем, пойти в политику или в бизнес, а чего здесь-то разошелся?!»

Тут я напрягся по-настоящему, потому что готового ответа у меня нет. В нашем времени несправедливости и горя не меньше, чем в этом, но там я не беспокоился, что надо кого-то спасать, и что я вообще могу что-то изменить.

Мысленно проговорив последние слова, я вдруг напрягся.

«Вот оно! В своем времени я не верил, что могу хоть как-то повлиять на события, изменить жизнь людей к лучшему, а здесь я могу это сделать. Наверное, поэтому! Вот, например, взял и спас от рабства и гибели триста человек, а могу спасти десятки тысяч!»

Гигантская цифра меня немножечко охладила и даже испугала грузом ответственности, что я вот так легко взвалил на свои плечи.

«Что я делаю, идиот! — От осознания в какое ярмо впрягаюсь, у меня защемило в груди. — Может бросить все, пока еще не поздно. Забрать все деньги, что у меня еще есть и сбежать куда-нибудь в Новгород или Псков, да и жить себе там спокойной жизнью обычного человека, какой я и жил в своем времени. На хлеб с маслом я всегда себе заработаю».

Убеждаю себя и знаю, что нет! Никуда я не побегу, да и поздно уже, не смогу я бросить людей, поверивших в меня. И потом я, действительно, знаю как можно если не изменить историю Руси к лучшему, то хотя бы попробовать что-то сделать.

Утвердившись в этой мысли, я в очередной раз пытаюсь выстроить хоть сколь-нибудь стройную стратегию на будущее:

«Сейчас на Руси не только Новгород и Псков, а каждый город — это своеобразная олигархическая республика с княжеской военной крышей. Орде это непонятное строение государства не понравится, и она его похоронит. Упрочит власть князей, коими и будет управлять пока хватит сил держать их в кулаке. Что из этого выйдет известно. Сначала Московское царство, потом Российская империя, СССР и прочее. А вот что выйдет, если Орде не удастся подмять под себя Русь? — Тут я чуть ли не хлопнул себя по лбу. — Очнись, они уже это сделали!»

Подумав еще, я поправил самого себя:

«Так, да не совсем! По сути, первый раз Ярослава вызовут в Орду, к Батыю лишь в 1243 году, а до этого власть монгольского хана здесь чисто номинальная. Другими словами, у меня есть почти пять лет, чтобы стать в этом мире реальной силой. Что для этого нужно? — Я невольно скривился. — Как во все времена, сила и деньги. И если с деньгами еще хоть какая-то ясность есть, то с силой полная непонятка. Сила в этом времени — это