Физрук: на своей волне 4 - Валерий Александрович Гуров

— Аня, может, поставишь меня в курс, что происходит? — спросил я, заходя в ванную и прикрывая за собой дверь.

Нет, я не планировал никаких сцен, но чувствовал, что избежать разговора на повышенных тонах не выйдет.

Аня никак не отвечала. Она упрямо стояла перед зеркалом, демонстративно игнорируя моё присутствие.

Вот ведь парадокс.

Обиделась — на что?

Формат из разряда: сама себе придумала причину, сама себя убедила? Ну сама же на эту выдумку обиделась.

Только я-то тут при чём?

— Послушай, Аня, — продолжил я. — Если ты сейчас перестанешь устраивать театральную постановку, я тебе всё объясню. И потом, поверь, тебе самой станет неловко за то, как ты себя ведёшь.

Она замерла. Несколько секунд шумела вода, потом она резко перекрыла кран. Схватила с крючка полотенце, торопливо промокнула лицо, смахивая остатки влаги и туши. Затем отбросила полотенце на раковину и наконец посмотрела на меня.

— Стыдно? — процедила она сквозь зубы. — Стыдно за то, что ты всяких шаболд в дом ведёшь⁈

Так, ну вот и началось. Что, собственно, и требовалось доказать. Аня, конечно же, решила, что я притащил домой какую-то бабу.

Положа руку на сердце, между нами не было ничего, чтобы она имела право сейчас устраивать подобные сцены. Но, несмотря на весь абсурд происходящего, я всё-таки решил дать ей шанс. Шанс выдохнуть, прийти в себя и понять, что она ошиблась и ведёт себя, мягко говоря, неадекватно.

— Я, как дура, жду тебя, готовлюсь, — срывающимся голосом выпалила Аня, — думаю, у тебя какие-то дела, что ты устал, что нужно просто время… А ты, оказывается, не приходишь потому, что шляешься с какой-то девахой! И она сразу согласилась идти в твой дом!

Она стиснула свои кулачки.

— Ты даже не подумал обо мне, Вова! Ни на секунду!

Я молчал, глядя на неё.

— Забудь, — добавила она уже тише. — Забудь всё, что я тебе говорила про Рекса. Я думала, ты действительно его любишь… но, похоже, тебе, как и на меня, наплевать на него.

А вот всё-таки я поражаюсь уникальному таланту женщин переворачивать всё с ног на голову! И заодно делать виноватым того, кто вообще в «драке» не участвовал.

Я выждал момент, когда поток возмущений сожительницы иссяк.

— Теперь послушай внимательно. Эта девочка — моя ученица. Зовут её Милана. Ей сейчас просто некуда идти. Она поссорилась с родителями и ушла из дома. Ночь на дворе, я не мог её оставить на улице. Поэтому она побудет здесь до утра, пока отец не остынет и не заберёт её домой.

Аня выслушала, при этом даже не моргнула. Стояла, сверля меня глазами, в которых читалось неверие.

Секунду висела тишина. Потом последовал медленный вдох и колючий выдох.

— Володя, ты мне ещё и врёшь. На улице холодно. И неужели ты сам веришь, что девчонка в таком виде ушла из дома?

Я сжал челюсти, чтобы не выругаться.

Ну, что ни говори, зерно логики в её словах действительно было. Милана и правда не выглядела, как человек, сбежавший из дома. Как та, кто только что сбежала с вечеринки — это да.

Я сначала не хотел ворошить часть с немолодым человеком… Но ситуация требовала честности. Молчать значило давать повод Ане додумывать худшее.

Поэтому я кратко рассказал, что случилось и почему Милана теперь у меня.

Аня молча выслушала, сузив глаза до щелочек.

— Ну понятно, — прошипела она, — один ей попользовался и выкинул за ненадобностью.

Получается, ему она не нужна, а у нас же, Вовочка, супергерой! Если свистнешь — он появится⁈ И ты решил её подобрать⁈

Понятно. Продолжать этот разговор в таком тоне было бессмысленно. Если человек не слышит, то и докричаться до него невозможно, хоть бейся лбом о стену.

Значит, нужно дать Ане выдохнуть, а потом, когда остынет, говорить.

Я молча развернулся и вышел из ванной. Бросил взгляд на морковный торт на полу. Я не знал, слышала ли Милана наш с Аней разговор. Однако по её виду понял, что всё-таки слышала.

— Я, наверное, пойду… — почти неслышно прошептала Милана.

Я остановился, вдохнул, чтобы не дать раздражению прорваться наружу.

— Нет, дорогуша, — отрезал я. — Единственное, куда ты сейчас пойдёшь, — это на кухню. Я сделаю тебе чай.

Школьница замялась. Но я не собирался устраивать из этого драму. Подошёл ближе, аккуратно помог ей снять мою куртку. Она безвольно опустила руки, позволив мне сделать это. Я же повесил куртку на крючок у двери.

Затем направился обратно в ванну. Аня снова стояла у зеркала и наблюдала за каждым моим движением. Когда я потянулся к крючку за халатом, её глаза округлились. По выражению лица было ясно, что она мгновенно всё себе дорисовала.

Я же, не сказав ни слова, взял халат, прошёл мимо неё и вышел обратно в коридор. Протянул халат Милане.

— Держи, пойдёшь переоденешься, а я пока чайник поставлю. Ванна занята, но можешь сделать это в моей…

Я не успел договорить, как из ванной вихрем вылетела Аня. Она молча прошла мимо с каменным лицом. Дошла до своей комнаты, захлопнула дверь, повернув ключ в замке. Раздался характерный металлический щелчок, будто Аня поставила жирную точку в диалоге.

— Владимир Петрович… — начала было Милана.

— Нет, — перебил я. — Возражения не принимаются. Переодевайся. Вон как раз ванна освободилась.

Школьница прошла в ванну. Я же выдохнул, провёл ладонью по лицу и направился на кухню.

Там поставил чайник и обратил внимание, как нелепо и даже трагикомично выглядит кухонный стол. На скатерти лежали контейнеры с роллами, рядом аккуратно выложенные палочки…

Я вернулся в коридор и поднял торт. К счастью, он почти не пострадал — только край, которым торт коснулся пола, испортился. Остальное выглядело вполне съедобным.

Я перенёс уцелевший торт на кухню, поставил в центр стола. Чайник вскипятился, и я заварил чай, добавив немного мёда, как полагается, когда человек промок и замёрз.

В этот момент дверь ванной приоткрылась. Милана вышла, шлёпая босыми ногами по плитке.

На ней был мой тёмно-синий халат. Его длинные рукава почти закрывали пальцы, пояс Милана затянула как могла, но всё равно казалось, будто халат «живёт» сам по себе.

— Садись, — сказал я, кивнув на стул у стола.

Она послушно опустилась на стул, сжав ладони на коленях.

— Успокойся, всё в порядке, — заверил я. — Мы просто не поняли друг друга, и это совершенно к тебе не относится.

В уголках губ Миланы мелькнуло что-то вроде благодарной улыбки. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке.

Я поставил перед ней чашку с горячим чаем,