Все дороги ведут в Реймс - Александр Петрович Харников

разбирается в государственных делах, в том числе в политике и дипломатии. Ее советы часто помогали мне принимать единственно правильные решения, и очень редко случалось так, чтобы она оказывалась неправа.

Я позвонил в колокольчик. Явившемуся на мой зов слуге я велел отправиться с запиской в отель д‘Эврё с просьбой к маркизе пообедать со мной. События в Новой Франции развивались стремительно, и стоило поспешить воспользоваться столь благоприятным для нас стечением обстоятельств.

15 февраля 1756 года. Франция. Версаль. Король Франции Людовик XV Возлюбленный

Вернувшись в Париж, я тщательно проштудировал документы, которые передала мне мадам Помпадур. Эх, как жаль, что я не могу поставить эту удивительную женщину во главе Франции! Как она умеет схватывать самое важное из того, что происходит в мире! Это просто Ришелье в юбке! Ведь большинство моих министров больше заботятся о своем кармане, забывая при этом об интересах нашего государства.

Из разговора с ней я понял, что ни в коем случае нельзя отдавать без боя наши заморские владения в Новом Свете! И если оттуда пока не хлынул поток золота, то это совсем не значит, что земли те бесполезны и бесплодны и приносят одни лишь убытки казне. Ведь не зря же министр моего прадеда Людовика XIV Жан-Батист Кольбер сумел основать столько колоний по всему миру. Мадагаскар, Луизиана, острова в Вест-Индии, обширные районы в Индии, Канада – все это сделало Францию самой большой колониальной державой в Европе. Процветала и морская торговля – Франция имела третий по численности флот в Старом Свете после Англии и Голландии.

Бедняга Кольбер, он совсем не щадил себя на службе короля и умер, можно сказать, за рабочим столом. Как жаль, что у меня нет второго такого же верного слуги, каким был он. Боюсь, что после моей смерти все плоды его трудов пойдут прахом, и королевство вынуждено будет расстаться с большей частью своих колониальных владений.

Мадам де Помпадур в переданных мне документах прямо предупреждала меня о той опасности, которая грозила территориям, все еще принадлежавшим нам в Новой Франции. Мы вынуждены были уйти в глухую оборону, с горечью наблюдая за тем, как уменьшаются наши владения в Северной Америке.

Но, с другой стороны, в документах были весьма толковые предложения о необходимости воспользоваться появлением в Акадии некой новой силы – русских войск, которые, если верить донесениям бывшего губернатора Новой Франции маркиза Дюкеня, сыграли главную роль в разгроме экспедиции британского генерала Брэддока и освобождении наших фортов, ранее захваченных неприятелем. Правда, за оказанную помощь эти русские потребовали от нас некоторые территориальные вознаграждения. И было бы глупо их за это упрекать. Но ведь они ни в какое сравнение не шли с теми потерями, которые мы уже понесли, да и могли бы еще понести, если бы моим войскам не удалось сдержать натиск проклятых англичан. Более того, те земли, которые получили русские в качестве вознаграждения за их помощь, все равно стали бы английскими – нам вряд ли бы удалось их отвоевать.

В том же, что французам придется воевать с нашими беспокойными соседями, я ничуть не сомневался. В преддверии большой европейской войны Франция искала союзников, среди которых, как ни странно, могла оказаться и Россия. И хотя многие дипломаты королевства были явными противниками этой огромной азиатской страны, их антипатии к ней имели какое-то иррациональное свойство. Я еще мог бы понять нелюбовь к русским со стороны соотечественников моей супруги Марии Лещинской, отца которой, короля Польши Станислава, русская императрица Анна силой принудила оставить трон в Варшаве. Но ведь это было так давно!

Да, мы, французы, попытались вмешаться в распри моего тестя с его соперником. В осажденный Данциг мы отправили две с половиной тысячи французских солдат. Они были разбиты войсками генерала Миниха, и остатки их попали в плен к русским. Правда, тогда я еще во всем доверял своему наставнику, кардиналу Флери. Да и экспедиция та, как мне кажется, была с самого начала обречена на поражение. Мой тесть ухитрялся выкручиваться из самых опасных ситуаций, но по жизни он явно был неудачником.

Поэтому все те, кто поддерживал его авантюры, вызывали у меня настороженность. Это касалось и моего кузена, принца Конти. Ведь именно он и посол Франции в Польше Шарль-Франсуа де Брольи, маркиз де Рюффек, ненавидят русских. Это, конечно, их право, но накануне грядущей европейской войны следует думать не о чувствах, которые тебя обуревают, а о возможных союзниках в этой войне. А что будет, если я откажу тем русским, которые в Новой Франции вместе с нашими войсками сражаются с британцами, в их требованиях? Ведь маркиз Дюкень уже дал согласие от моего имени. Получив отказ, они могут махнуть на все рукой и отправиться на свою родину, а я потеряю земли французской короны, на которых столько лет жили мои подданные.

В Европе русские, оскорбленные моим поступком, наверняка не пожелают быть нашими союзниками. Более того, они могут заключить военный союз с королем Пруссии и даже с Британией! А это будет очень опасно для Франции.

И все из-за того, что принц Конти и граф де Брольи испытывают личную вражду к императрице Елисавете. Нет, такого нельзя позволить! Это опасно и глупо! Я немедленно приму маркиза Дюкеня и русских, которые должны в самое ближайшее время прибыть во Францию. Я хочу лично познакомиться с этими людьми. Возможно, они станут тем самым мостиком, который свяжет Французское королевство и Российскую империю.

Аккуратно сложив документы, переданные мне мадам де Помпадур, в конверт, я убрал их в свой секретер. Да, надо будет серьезно поговорить с принцем Конти. Я, конечно, уважаю его опыт и ум, но король во Франции должен всегда быть тем единственным человеком, который принимает важнейшие для государства решения. И мой кузен обязан их исполнять, нравится ему это или нет.

Историческая справка

Французская Луизиана

9 апреля 1682 года Рене-Роберт Кавелье, сьёр де Ла Салль, торжественно водрузил крест на одном из островов в дельте Миссисипи и объявил о том, что весь бассейн этой великой реки принадлежит Франции. Гигантскую территорию, от Скалистых гор на западе до Аппалач на востоке, он назвал Луизианой, в честь святого Людовика и короля Людовика XIV[3].

Южной границей новоприобретенной территории был Мексиканский залив. Северной же границей являлись Великие озера, хотя они технически не считались частью бассейна Миссисипи; к северу от них находилась другая провинция Новой Франции – Канада. А на запад от Великих озер граница Луизианы включала в себя и часть