Наследник двух корон - Владимир Викторович Бабкин

происходит ничего. Вообще ничего. Ночь. Утром будет видно кто, где и с кем.

Все пошло не так. Наверняка Анну Леопольдовну уже уведомили. Еще четверть часа и объявившие «нейтралитет» преображенцы возьмут ее под стражу и сдадут на расправу правительнице. Нет ни одного лишнего мгновения!

– Кумовья! Вы со мной?!

Рев трех сотен глоток кумовьев:

– Да!!!

Гарнизон Зимнего дворца неожиданно легко сложил оружие и объявил «нейтралитет». Никакой стрельбы. Просто топот.

Быстрее. Быстрее.

– Шувалов!

– Слушаюсь, моя госпожа!

Часть отряда побежала за ним.

– Воронцов! Лесток! Идите со мной!

Оставшуюся часть гвардейцев она повела за собой. Вот она, спальня императрицы. Пикет у входа. Стоявшие на посту у дверей гвардейцы поглядели на толпу вооруженных коллег и не стали слишком артачиться, дав себя разоружить и отвести в сторону.

Двери распахнуты. Большая спальня. Пышная кровать с балдахином.

Елисавета насмешливо окликнула спящую императрицу:

– Доброе утро, сестрица! Пора вставать!

Та резко села в постели, оглядев присутствующих. Она уже все поняла, в отличие от испуганной графини Менгден, в ужасе забившейся в углу постели императрицы.

– Елисавет, пощади мою семью. Детей пощади. Христом Богом прошу. Я все подпишу.

Елисавета Петровна кивнула.

– Лесток! Бумаги и перо!

Личный медик цесаревны положил на прикроватный столик искомое и протянул императрице перо. Та молча поставила свои подписи в местах, на которые указывал Лесток.

Анна Леопольдовна подняла глаза на тетушку.

– Я прошу оставить мою фрейлину графиню Менгден при мне.

Императрица Елисавета Петровна благосклонно кивнула.

– Да ради бога. Забирай с собой, если она не против. Мне все равно.

– Спасибо.

Их увели.

Что ж, пора и в Тронный зал.

– Взять под охрану все входы в зал. Отряд личной охраны со мной.

Трон.

Елисавета села на него. Коленки дрожали. Господи-Боже… Неужели все так просто? Или это какая-то ловушка?

Четверть часа не поступало вообще никаких известий. Наконец появился Шувалов.

– Ваше императорское величество! Антон Ульрих взят под стражу прямо из постели.

– Благодарю, граф. Я этого не забуду. Что дети?

Тот поклонился императрице в некотором смущении.

– Ваше императорское величество…

– Что?

– Как вы и повелели, мы не стали пугать маленького Ивана и ждали, когда он проснется. Он открыл глаза и закричал, увидев нас. Его успокоили. Он под охраной. А при аресте Екатерины Антоновны один из наших уронил сестру Ивана. Головой об пол. Она жива, но я не знаю…

Императрица Елисавета Первая потерла переносицу.

– Иван жив?

– Цел и невредим, государыня. Напуган только.

За окном вставал зимний рассвет.

Утро новой эпохи.

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ВЫБОРГСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ТЕРИОКИ.16 (27) декабря 1741 года

Маркиз уже давно не разделял мнения, что женщины менее умны. Ему случалось даже проигрывать в интригах дамам. Женский ум практичнее и изворотливее мужского. Только чувственность знакомых Жаку дам не оставляла им шанса перед его опытом и холодной самоуверенностью. И это обстоятельство не могло исправить ни богатство, ни корона!

Да. Даже корона.

«Ах, какая непростительная минутная слабость! Всего несколько строк, которые могут изменить всю европейскую политику!» – думал де ла Шетарди, самодовольно прохаживаясь у таверны. Его прямо пекло жаром письмо, лежащее сейчас во внутреннем кармане на его груди. Точнее, та записка, которая внутри опечатанного им конверта. Строптивица, получившая из его рук корону, не понимает еще с кем связалась. Она думает, что может играть с ним, с его королем, отказавшись от обещанного и оговоренного? Наивное дитя, на поле взрослых игр.

Ничего. Ничего!

Жак Тротти, носивший титул маркиза де ла Шетарди, знал, что и кто сильнее всего держит любую женщину в узде. Но это дело королевское, и не маркизу его решать, но помочь решить величеству в его власти.

То, что лежало в конверте, должно как можно скорее попасть в Париж. И ни в коем случае не должно оказаться у Бестужева. Иначе… Потому маркиз и летел сюда, загоняя лошадей и упреждая ехавшего из Выборга через Санкт-Петербург соотечественника.

Бумаги из тайника привезли поздно. Брилли уже отправился в свой вояж в Париж.

Но маркиз не мог доверить такую драгоценность ни своему личному курьеру, ни дипломатической почте. И знать о предстоящей встрече не следовало в Петербурге никому, особенно людям Ушакова или Бестужева. За маркизом следят. Но, уезжая на север, он официально «едет к войскам», едет мирить русских и шведов. И, пока он в пути, он может не бояться соглядатаев.

Серж был «коммерческим курьером». Весьма ценным. К нему обращались многие. Негоцианты, ведущие дела в России, отправляли с ним сообщения на родину. А русские чиновники высокого ранга, бывало, доверяли доставку вложений на свои счета в Гаагских банках.

Весьма важный путешественник.

Потому де Брилли имел полный иммунитет от любых досмотров. Честность и шпага Сержа были лучше гарантией для отправителей. Война и зима отрезали ему обычный путь морем, так что, забрав корреспонденцию в Выборге, он едет через Петербург. Маркизу повезло в этом.

Погода была скверная. Как и всегда зимой в мерзкой России. Голова Шетарди в парике и треуголке отчаянно мерзла. Он бы с удовольствием натянул мужичий треух, но пышный плюмаж из страусовых перьев сразу определял его статус, да и Сержу его еще на подходе узнать надобно. Вот, кажется, и ожидаемая «карета».

Почтовый возок остановился у ямской станции. Лошади устали. Холодно, да еще сырой ветер с залива намораживает снег на полозья. Лошадям трудно. Меняют сейчас их часто.

Де Брилли, лихо выскочив из кареты, осторожно посеменил по ведущей «в трактир» тропинке к ожидавшему его на крыльце де ла Шетарди. Оба кивнули, придерживая треуголки, этим приветствие и ограничилось. Они давно знали друг друга, и их деловым отношениям были чужды условности.

Жак, встав против ветра, достал хранимое у сердца письмо. Внешне не опечатанный конверт жесткой бумаги перешел из рук в руки плотно стоящих друг к другу мужчин.

– Он настолько ценен, что ты не мог отдать мне его в Петербурге? – спросил Серж де Брилли.

– Ценнее обоих наших голов, шевалье! – Жак-Иоахим Тротти изобразил на коченеющем лице крайнюю степень суровости.

– Маркиз, любая моя корреспонденция – это в лучшем случае плаха, – парировал Серж.

Что-то промелькнуло в глазах де ла Шетарди, и собеседник не стал дальше набивать себе цену.

– Кому его передать?

– Там стоит номер. Ты знаешь, кому это, – ответил Жак, – адресат на конверте условный, пояснения тоже.

Де Брилли кивнул, в его ремесле читать чужие письма и разгадывать коды было весьма опасным занятием.

– И, шевалье, не надо вносить его в список хранящегося в твоей волшебной шкатулке, – чуть улыбнувшись уточнил Жак.

Серж снова кивнул. У него этого и