Диверсант. Назад в СССР - Андрей Гросс

один из них, догоняя и кладя руку мне на плечо и пытаясь развернуть меня.

Инстинктивно я схватил его правой рукой за большой палец и, резко повернувшись, я вывернул ему руку. Он подался вперёд и упал на землю.

Двое других парней отреагировали мгновенно. Один решил сделать мне подсечку, но я опередил его, сделав кувырок назад и вскочив на ноги. Мое новое тело меня слушалось, но все-таки как-то неуверенно.

— Эй, ребята, вы что? — удивленно сказал я им. — Чего вам от меня надо? —

Теперь они все трое напали на меня одновременно, заходя с разных сторон. Эти парни пытались меня задержать, применяя борцовские приемы и захваты. Наносить удары они почему-то не стали. Я резко повернулся и ударил одного ногой в корпус, и тот отлетел назад.

Второй молча попытался сделать проход в ноги, но я опередил его и пнул ему ногой в лицо. Однако он немного увернулся, и я попал ему в плечо. Этого удара хватило, чтобы он упал, и его рука безвольно повисла.

Третий всё-таки успел ударить меня под колено сзади, и я упал назад, и, чтобы не дать добить себя на земле, я ударил его ногой в пах из положения лёжа, моё тело меня еще плохо слушалось, но я всё-таки попал в него, хоть и не в пах, а в живот, и этого было достаточно, чтобы он сложился пополам.

Стало понятно, что нужно срочно бежать отсюда. Сейчас эти парни поднимутся на ноги, и они будут очень злыми. И уже, скорее всего, теперь они не будут пытаться задержать меня, не повредив шкуры. Я сорвался с места и побежал в сторону ворот, которые виднелись между зданий, но наперерез мне бежали трое в зелёной камуфлированной форме.

«Блять, а это еще кто⁈» — подумал я, сбавляя скорость, но всё же продолжая бежать в сторону ворот.

— Корс! Стой! Прекрати херней страдать! — воскликнул мужик в зеленой форме, который бежал наперерез.

— Ты что творишь? — кричал мне еще один мужик в такойже форме.Трое мужчин в камуфляже встали у меня на пути… В руках у них были резиновые дубинки. Ну эти точно не зеки: раз одеты в форму с погонами и резиновыми палками наперевес. Я остановился, не добегая до них несколько метров, моя голова еще соображала не очень, но два и два у меня как-то сложилось: раз эти трое не зеки, то в зеленой армейской форме — это, значит, надзиратели. Вдруг из памяти мозга, в котором оказался мой разум, всплыло незнакомое слово «Дубак» — так называют их на зековской фене, а по штату в колонии их должность звучит как инспектор или младший инспектор. А в простонародии по старинке называют надзирателями.

— Эй, ребята, я не знаю, что здесь происходит! — обратился я к ним, — но можно я уже пойду отсюда куда-нибудь.

— Ага, размечтался! Стой на месте! —

Я поднял руки вверх, показывая, что не собираюсь сопротивляться. Трое мужчин в камуфляже подошли ко мне. Двое быстро прошли мне заспину, а один встал передомной.

— Опусти руки клоун! — приказал тот, что стоял передо мной. Я выполнил приказ. В этот момент я почувствовал, как меня схватили сзади и надели наручники. Это было сделано так быстро и профессионально, что я не успел даже отреагировать.

— Советую тебе не дергаться. Пойдём с нами в дежурную часть, там разберёмся, что с тобой делать, — сказал один из мужчин надзирателей.

Я оглянулся на своих недавних противников. Они встали на ноги и злобно ругались, потирая ушибленные места. Думаю, если бы не эти ребята в зелёном камуфляже, от меня бы уже и мокрого места не осталось.

— Этот ублюдок, кажется, мне руку сломал, — сказал один из них, он держался за руку и злобно матерился сквозь зубы.

— Идите в санчасть, разбудите фельдшера, пусть посмотрит, — сказал надзиратель. Даже в темноте я видел, как зеки, с которыми я подрался, злобно смотрели на меня.

— Осужденный Корсиков, вперёд! — сказал один из надзирателей, указывая на административное здание. Мы подошли к лестнице, которая вела на второй этаж здания. Я понял, что нужно подниматься. «Осужденный? Кто осужденный? Это я что ли?» В голове стало проясняться, но вопросов стало еще больше! Когда мы поднялись, я увидел перед собой дверь, которая вела в длинный коридор второго этажа здания.

Когда мы подходили ближе, я успел прочитать вывеску на здании, она была хорошо освещена фонарем: «Штаб колонии поселения №22». Мы поднялись на второй этаж по железной лестнице, ступеньки которой громыхали от каждого шага, на второй этаж здания, и зашли внутрь, и прошли мимо дежурного с заспанным лицом, который выглядывал из-за стеклянного окошка с надписью «Дежурная часть».

Сотрудник, который вёл меня, с усилием толкнул решётчатую железную дверь, которая вела в длинный плохо освещённый коридор, пропуская меня вперёд.

— И куда мы идём, господа? — спросил я, проходя в двери.

— Тамбовские волки тебе, блядь, господа! — недовольно пробурчал младший инспектор, который шёл сразу позади меня. — Корс, ты реально походу какой-то наркоты пережрал?… К хозяину на крестины мы идём. Он сегодня ответственный по колонии. Вот ты сейчас и расскажешь ему о своих ночных забегах.

Мы прошли практически до конца плохо освещённого коридора, который был окрашен в казенные цвета: пол и стены на высоту человеческого роста был покрашен в синий цвет, а от этого уровня и до потолка в белый, везде пахло какой-то застарелой штукатуркой. Мы остановились у двери, на которой висела табличка, где было написано: «Начальник колонии-поселения №22, подполковник Востриков Пётр Витальевич».

— Лицом к стене! — скомандовал инспектор, который был старше по возрасту. Я, всё ещё в глубине души надеясь, что мне это всё снится, благоразумно повернулся лицом к стене возле двери в кабинет. Прапорщик аккуратно постучал в двери кабинета.

— Да, да! Входите! — послышался заспаный голос из-за двери.

— Разрешите войти, товарищ подполковник! Осуждённый Корсиков по Вашему приказу доставлен!

— Заводи! — сказал седой уже лысеющий мужчина, который сидел за столом кабинета. — Побудьте пока за дверью! — приказал он инспекторам.

На начальнике колонии-поселения была надета только форменная рубашка без знаков различия, и, судя по заспанному лицу, он, видимо, только проснулся и был этому очень недоволен. Его мошинестое лицо и глубоко посаженные глаза, всё выражало усталость и раздражение.

— Осуждённый Корсиков, вы мне не расскажете,