Приключения Печорина, героя из нашего времени - Августин Ангелов

ушел, я попросил денщика побрить мне щетину на щеках. Вскоре Иван притащил откуда-то тазик с теплой водой, кусочек хозяйственного мыла и опасную бритву. Оставалось лишь полагаться на то, что денщик обучен искусству цирюльника в достаточной степени. Но, он справился вполне неплохо. Когда он закончил, я попросил принести мне зеркало, и Ваня подал мне небольшое овальное в серебряной рамке.

Когда я взглянул на свое отражение, то обомлел. Передо мной был не я, а другой человек: молодой мужчина лет двадцати пяти, с бледным, но выразительным лицом и со светлыми волосами. Если что в этом лице и указывало на меня прежнего, так это глаза, которые остались карими. Но, взгляд теперь стал другой, не осоловелый и не усталый, а пронзительный, холодный и дерзкий. Вид у физиономии был немного помятый, а выражение лица казалось разочарованным, как у Пьеро, и, в то же время, немного ехидным, насмешливым, как у клоуна-весельчака, чему способствовала линия тонких губ с их уголками, приподнятыми наверх под худые щеки.

— Так вот ты какой, тот самый Григорий Печорин… — прошептал я.

Это был он. Но теперь — это был я!

Вскоре ко мне заглянул Максим Максимович. Он принес в плетеной корзинке бутылку кахетинского вина, круглые лепешки, вроде лаваша, готовые поджаристые шашлыки из баранины, свежую зелень и фрукты. А денщик ради такого случая придвинул грубый деревянный стол прямо к моей кровати, застелив его небольшой белой скатеркой и проворно расставив посуду.

— Ну что, Григорий Александрович, оживаете? — спросил штабс-капитан, усаживаясь на табурет напротив меня.

— Потихоньку. Спасибо, что не бросили там, в ущелье, — ответил я, стараясь говорить так, как, по моим представлениям, говорил бы настоящий Печорин. Хотя я понятия не имел, как он говорил на самом деле, а только книжку читал про него и кино смотрел.

— Да что вы, Григорий Александрович! — засмеялся штабс-капитан. — Как же можно офицера своего оставить? Да еще такого, как вы!

— А какой я? — спросил я, пытаясь понять, каким меня здесь знают.

— Да уж больно вы… своеобразный, — Максим Максимович задумался. — Умный, храбрый, но будто вам все надоело. Или будто вы ищете чего-то, чего здесь нет.

«Значит, Печорин уже успел прослыть скучающим циником», — подумал я.

— А что было перед боем? — спросил я осторожно. — Я, кажется, много чего забыл после того, как ударился головой. Даже сам этот момент, когда с лошади упал, не припомню.

Штабс-капитан ответил вполне охотно:

— Да ничего особенного и не было. Вы, как всегда, вперед в разведку рванули, да нарвались возле ручья на черкесов. Они начали стрелять, в лошадь вашу попали. Вот она и упала, а вас контузило. Мы вас еле отбили. Бой был жарким. Потому раненых много.

«Значит, никаких подозрений у Максимыча пока нет, что Печорин теперь подмененный самозванцем», — облегченно подумал я.

Тут прибежал денщик штабс-капитана, сообщив ему что-то на ухо. После чего Максим Максимович пожелал мне выздоровления и удалился по делам службы. А я попросил у Вани Тихомирова подать мне часы. Он открыл шкаф и подал мне с полки маленькую деревянную коробочку, в которой лежали карманные часы с золотым корпусом и с белым циферблатом, на котором выделялась надпись «Breguet». Ничего себе, какие вещички у меня тут имеются! Эти швейцарские часики весьма дорогие. Да еще и цепочка у них золотая, похоже. Взглянув на стрелки часов, я понял, что провалялся слишком долго. Получалось, что со штабс-капитаном мы не завтракали, а обедали. А завтрак я, по всей видимости, проспал.

Почувствовав себя лучше после еды, я отправил денщика отдыхать в соседнюю комнату, а сам попытался встать с койки. И… у меня получилось. Голова хоть и продолжала кружиться, но уже не столь критично. Потому я осторожно, придерживаясь за шершавую стену, подошел к окну и распахнул ставни. Крепость наша стояла на высоком месте, и вид из окна моей комнаты открывался прекрасный: с одной стороны — достаточно широкая зеленая долина с оврагами. С другой — горы, тоже покрытые зеленью. А за этими горами вдали торчали другие, еще более высокие и величественные с вершинами, покрытыми снегом. Посередине долины бежала по каменистому руслу неширокая речка. Вдоль нее петляла дорога. А вдали располагались какие-то селения, похожие на горные аулы, прилепившиеся на покатых склонах.

Собственно, наша крепость эту дорогу и охраняла, поскольку находилась возле перевала, откуда дорога спускалась в долину. Из своего жилища, расположенного достаточно высоко на склоне, я мог видеть и фортификационные сооружения нашей крепости: низкие каменные стены, деревянные казармы, несколько пушек на валах, между которых расхаживали солдаты в полинялых мундирах. Все это выглядело так, будто я попал в исторический фильм. Но, я уже прекрасно понимал, что вокруг совсем не кино, а моя новая реальность. И ощущение было такое, словно снова родился, заново постигая мир, настолько все окружающее казалось мне непривычным.

После того, как насладился красивым видом, я стал разглядывать и свою комнату. У меня здесь имелись не только стол, кровать, шкаф с одеждой, но также и полка с книгами. А на большом ржавом гвозде, вбитом в стену, висела шпага в черных ножнах, два пистолета музейного вида с кремневыми замками в кобурах и кожаная сумка с принадлежностями к пистолетам. И я понимал, что мне срочно придется учиться владеть этим оружием, если хочу выжить.

Глава 2

«Ну что ж, Григорий Печорин, теперь мы с тобой — одно целое», — подумал я, осматривая свое новое жилище. Отыскав в шкафу на нижней полке достаточно большую шкатулку, закрытую на замок, я не стал искать ключ к ней, потому что не имел ни малейшего понятия, где он мог бы находиться, а просто вскрыл ларчик кинжалом, найденным на другой полке под запасным бельем. Шкатулка открылась с глухим щелчком, когда я поддел замок острием. Внутри лежала солидная стопка ассигнаций, золотые монеты, аккуратно сложенные бумаги с печатями, перевязанные шелковой лентой, и несколько писем.

Первым делом я потянулся к документам, сняв с них красную ленту и разглядывая свидетельство о производстве в чин прапорщика и выписку из церковной книги. Читать с ятями было мне совсем непривычно. Но все же разобрался. Документами подтверждалось, что Григорий Александрович Печорин, сын пехотного капитана, потомственного дворянина, родился в Санкт-Петербурге и крещенный. «Значит, я действительно дворянин, следовательно, не последний человек в этом мире!» — подумалось мне. И эта мысль о принадлежности к