Вперед в СССР! - Михаил Ежов

Спустя несколько минут справа показалась монорельсовая дорога. Ну, ладно, это в Москве, которая мне знакома, тоже есть. Вот только поезд был совсем другой: лобастый, с огромными фарами, похожий на белую гусеницу. Вот он пронёсся над нами, нырнул в стеклянный тоннель, проделанный прямо в высотном доме, и спустя пару секунд исчез.

Самое удивительное — транспорт не издавал никакого звука. Даже машина, в которой мы ехали, двигалась в тишине. Причём, очень плавно.

Когда свернули за угол очередного монументального сооружения, похожего на дворец, стал виден парящий над домами огромный аэростат.

Нет, не аэростат, понял я почти сразу. Нечто металлическое и безо всякого воздушного баллона величественно проплывало над Москвой, неся на борту гигантскую красную звезду на фоне распростёршей крылья птицы.

— «Стерегущий», — уважительно проговорил милиционер, сидевший за рулём, взглянув на это чудо.

— Что это такое? — спросил я.

Сержант обернулся.

— Вы о чём, товарищ?

— Вот об этом, — я указал в небо.

Милиционер удивлённо приподнял брови.

— Защитник наш. Ты что, не местный?

— Местный он, командир! — встрял бандит со сломанной кистью. — Придуривается!

— Тихо ты! — шикнул на него главарь. — Дебил! Мы его знать не знаем, товарищ сержант!

Милиционер бросил на меня недовольный взгляд и отвернулся.

Так, надо поменьше болтать, пожалуй. И побольше слушать. А вопросы прибережём. Ещё неизвестно, чем для меня эта поездка вообще закончится. Конечно, никто в здравом уме не поверит, что я полез на трёх амбалов, но, во-первых, отметелить-то я их отметелил. А, во-вторых, мало ли, какие у них тут законы.

Что-что, а о превратностях судьбы я мог бы рассказать немало. Если бы было кому послушать.

Глядя в окна на удивительный город, я невольно начал вспоминать свою долгую жизнь — и то, как оказался в конце неё здесь, в Москве несбывшегося в моей собственной реальности будущего.

* * *

Сражаясь с духами под Кандагаром, я и представить себе не мог, чем закончится тот памятный бой. Как сейчас помню: вспышка, боль, контузия…

И непонятные вещи в голове.

Обычному человеку такое не объяснишь.

Ты начинаешь общаться с мёртвыми товарищами, проникать в чужие сны, управлять кошмарами… Опять же, не своими. Разумное объяснение — повредился головой. А я ведь здравомыслящий советский человек и в сверхъестественное никогда не верил.

Сутки балансировал на грани жизни и смерти, а потом меня перевели из полевого госпиталя… в непонятное и странное место. Санаторий, пансионат?

Позже выяснилось, что под гипнозом я отправился на Родину, а все связанные со мной документы бесследно исчезли. В некотором роде, я выпал из реальности. Перестал существовать. Так закончился психолог Пётр Громов и начался совсем другой человек. Анимансер Пётр Громов, работающий в Третьем главном управлении КГБ СССР. А ещё точнее — в Специальном отделе по борьбе с Шестой колонной.

Ах, вы не слышали о таком?

Конечно, не слышали. Там всё настолько засекречено, что даже после развала великой страны данные никуда не просочились. Потому что наш спецотдел плавно перекочевал в ведение ФСБ. Моё противостояние с… назовём их сущностями, или эмиссарами, продолжилось. Есть вещи, которые не меняются даже в эпоху перемен.

Вряд ли вы знаете и об анимансерах.

У нас в отделе их было двое — я и мой наставник. Чтоб вы понимали, я даже офицерского звания не имел. Числился консультантом по «потусторонним делам».

Случилось это в 1980 году.

Ещё пару лет пришлось потратить на развитие своего дара, но в итоге я научился творить необычные вещи. Управлял людьми. Гипнотизировал, очаровывал. Программировал на отложенные действия. Запирал разумы в петлях сна, погружал в бесконечные кошмары, даже подсаживал психопаразитов, постепенно овладевавших сознанием. А хуже всего то, что я общался с умершими. Допрашивал души и воспринимал это как само собой разумеющееся.

Ирония судьбы.

Человек, которого готовили в советском институте к познанию человеческой психологии, вывернул всё наизнанку. И стал тем, кто трансформирует чужую психику по своему усмотрению.

Мне приходилось допрашивать тех, кто умер десятилетия назад. Нескончаемая вереница допросов. Мы искали и обезвреживали эмиссаров Шестой колонны, ведь те угрожали устоям нашего общества. И ради этих целей Спецотдел переступал через многое. Да почти через всё переступал, будем откровенны.

Итак, я открыл в себе мощные пси-способности.

Вслед за этим последовали расписки о неразглашении, доступ к тайным знаниям и развалившаяся в хлам картина мира.

Выяснилось, что существуют межпространственные дыры или разломы, через которые в нашу вселенную проникают враждебные элементы. Разведчики, эмиссары. Называйте, как хотите. Сущности не были материальными — они вселялись в простых советских граждан, захватывали их разумы, переделывали тела и спустя некоторое время становились очень опасными. Вот только перемещались эти твари через некое пространство, хранилище душ, в котором всякий раз оставляли следы. Умелые допросы позволяли эти следы отыскать, а впоследствии нейтрализовать эмиссара.

К концу восьмидесятых у меня накопился солидный боевой опыт. Я прошёл курс диверсанта и разведчика, неоднократно работал в Штатах и Западной Европе, продолжал накапливать сведения о главном враге…

А потом погиб мой учитель.

Война с Шестой колонной стала для меня чем-то личным. И это не могло не отразиться на семье. Лихие «девяностые» по многим прокатились асфальтовым катком, но мне не повезло в особенности. Катя, моя жена, умерла от рака. Наверное, я мог бы проводить с ней больше времени, ведь она угасала быстро. Но я отдавал долг Родине. Пусть и сильно ужавшейся, обедневшей, озлобленной и обманутой, но Родине. Делал всё, чтобы предотвратить массовый захват людских тел неведомыми монстрами, настроенными на непрерывную экспансию. Тайная война, о которой не напишут в газетах, не расскажут по телевизору. Нас не изучают в школах, нам не говорят «спасибо». Я просто знал, что никто, кроме меня, не сделает эту работу.

Катя умерла, дочь с мужем переехала жить в Штаты, и мы почти не общались. Я не смог простить Лизе этот переезд, она — то, что я «оставил» маму умирать почти в полном одиночестве.

Я старел, но старел достойно.

Поддерживал себя в отменной физической форме.

Уже перед самым распадом Союза освоил одну из сложнейших техник, показанных учителем. Сотворил из частички своей души фамильяра, который выполнял мелкие поручения и помогал мне исцеляться при серьёзных ранениях. Несмотря на преклонный возраст, я чувствовал себя бодрым и всё ещё был в строю. Фамильяр мог меня подлечить при необходимости, он стремительно набирал силу, рос вместе со мной. Так я достиг уровня, когда питомец, в