Русский диктат - Денис Старый

пошли вперёд. У каждого из десятков Кашина были револьверы, что давало им преимущество и такую плотность огня, которую не каждая рота обученной турецкой пехоты может создать. Барабаны они успели перезарядить еще на борту галеры. Так что вновь во всеоружии.

Полусотня кирасир, которые должны были сопровождать меня, выгружались ещё не менее, чем полчаса. Люди сделали бы это и значительно быстрее, но вот кони не всегда были довольны тем, что после изнурительного морского путешествия их теперь выгружают. Животные чувствуют, что впереди бой. А они ещё не отошли от морской качки. Хотя галеры с конями и не участвовали в абордаже ни линейного корабля, ни сейчас, когда берут фрегаты. Вот тут и выход заблокировать получилось. И на кораблях не оказалось полноценных команд. Стоило еще одному фрегату сдаться, как и остальные последовали примеру.

Через полчаса я залез на одно из высоких зданий в порту, внизу которого стояла боеготовая полусотня тяжёлых русских всадников. Мне нужно было осмотреть диспозицию.

Казаки прорывались к центру города. Полк драгун небольшими группами по десять-пятнадцать всадников контролировал ряд улиц. Конные стрелки медленно продвигались вперёд, порой отстреливались, уходили за прикрытие зданий, спешивались, отрабатывали уже на своих двух ногах. А потом вновь садились верхом и двигались дальше.

Казаки же работали менее слаженно. Они как та гангрена, медленно, но уверенно пожирали плоть турецкого города… Нет, всё-таки они как лекарство от гангрены. Они очищали город от заразы. Хаджибей постепенно превращался в Одессу.

Турки были растеряны. Как я думал, это было следствием, в том числе, отсутствия единого командования. Приходили отдельные подразделения, которые должны были в скором времени покидать город. Потому и не было никакого смысла им подчиняться кому-то.

А тут ещё удар с двух сторон. Полная растерянность, часто даже паника. Кроме того, против турков играло ещё то, что город был просто загроможден телегами, какими-то ящиками, мешками. И вряд ли это было свидетельством бесхозяйственности. Скорее, настолько много провианта и фуража, вооружения и боеприпасов привезли в город, что хранить всю эту «кровь войны» было негде.

И в таких условиях лучше всего было работать стрелкам и казакам. Ни первые, ни вторые не должны были в обязательном порядке выстраиваться в чёткие линии, чтобы создавать достаточную плотность огня. А стрелять из фузеи — это на девяноста процентах промах, если только не залпами. О каких залпах может идти речь, если улочки узкие и те завалены?

Медленно… Уже солнце вошло в свои права и сулило тёплую приятную погоду, но турок продолжали поджимать.

— Улла! Улла! — сквозь мелодию войны услышал я боевой клич степного воинства.

Алкалин успел раньше других прийти на помощь. Наверняка основные силы, направленные к Хаджибею, придут не раньше, чем к вечеру. И это одна из причин, почему я не форсировал события, а приказал и казакам, и своим стрелкам уверенно занимать позиции, использовать здания, нагромождения на улицах, но в меньшей степени идти в бой, скорее, обороняя уже захваченные.

С приходом огромной массы степняков ситуация кардинально менялась. Да, крайне сложно калмыкам и башкирам отрабатывать в условиях городской застройки и завалов. Но Алкалин привёл не менее десяти тысяч всадников. Учитывая то, сколько мы уже помножили на ноль защитников Хаджибея, город наш.

Вечером, предложив остаткам гарнизона, укрывавшимся по большей степени в центре города, капитуляцию, я её получил. Коменданта крепости кто-то из моих стрелков издали снял ровно тогда, когда он попытался организовать контратаку и первым рванул на уже русские укрепления. А без командира турки оказались ещё в большем раздрае.

Так что сдавались они не организованно, а частями, остатками тех подразделений, которые недавно входили в город, чтобы отправиться на пополнение Первой турецкой армии, ну или Второй турецкой армии, которая уже не существует.

Впереди была большая работа по созданию из Хаджибея Одессы и использованию этой крепости уже для наших целей.

* * *

Петербург

2 апреля 1736 года.

— У меня на связь не вышел слухач из Императорского дворца, — сообщил Степан, срочно собрав совещание. — А после мне сообщили, что тот с докладом прибыл к Шувалову. И там… Александр Иванович убил слухача престолоблюстительницы. Тело я пока спрятал. Думал предьявить. Но, как учил Командир, нужно раздергать возможного врага, заставить нервничать. А после я все понял из разговора братьев.

— Неужто сработал твой чтец по губам? — спросил Фролов.

— Да… Это работает! — похвалился Степан.

Скорее это было даже не совещание, а встреча соратников. Словно бы менеджеры среднего звена решили объединить свои усилия и продвигать компанию, невзирая на то, что действия их руководителя могут навредить общему делу.

— Боюсь, Степан, чтобы мы не заигрались. Не нам тягаться. Уж лучше прибить где, да и делов… — задумчиво говорил Фролов.

Степан держал интригу. Он словно бы играл в «Норова». Тот тоже любил якобы возвышаться над всеми. Нет, не гонором своим или чванливостью, но анализом и решениями.

В последнее время Степан… Странно, кстати, что никто к нему не обращается по имени отчеству, никто не обращается по фамилии. Имя «Степан» стало нарицательным, как прозвище, наделённое особыми смыслами.

Теперь, когда в Тайной канцелярии говорят «Степан», то подразумевают что-то тайное, скрытное, незаметное. А недавно он ещё завёл двух ротвейлеров. Злых, словно бы к людям с недобрыми намерениями. Степан с этими собаками ездит в карете, прогуливается по Петербургу. Поговаривают, что если видит какого-нибудь воришку или хулигана, то может спустить собаку — и сразу будет порядок.

Так что в последнее время Степан становится весьма значимой фигурой в Тайной канцелярии. Впрочем, и Фролова уже знают, как не только мужа той знойной петербургской красавицы Марты, но и командира такого отряда, что любых гвардейцев заткнуть за пояс способны. Было… буянили семеновцы с преображенцами, пришлось вмешаться дежурному по столице десятку бойцов-тайников.

— Брать Александра Шувалова мы не можем. А вот следить за ним, как и завещал перед своим отбытием командир, обязаны, — сказал Степан.

— Ну это твоё дело — следить. А я бы ударил по Остерману, — задумчиво произнёс Фролов. — Нужно же… И Командир говорил, следить, если что так напугать знатно. Дабы знал старик, что все под богом ходим, и что у него не самая прочная крыша, дабы