Ревизор: возвращение в СССР 44 - Серж Винтеркей

оказал тем самым. Ну скажите, Эмма Эдуардовна, какой мне смысл быть инициатором этой конференции? Очень вряд ли мне за это хоть какую-то даже грамоту дадут. Ну и прав он, к чему мне лишние вопросы: с чего это я шляюсь по иностранным посольствам и для МГУ конференции организовываю без предварительного согласования с руководством?

— Значит, протестовать не собираешься?

— Эмма Эдуардовна, ну что вы, конечно же, не намерен. Я вообще по научной стезе идти не собираюсь. Значит, мне и смысла нет какие-то вот такого рода отметочки иметь в автобиографии. Тем более вы и так меня уже запихнули в оргкомитет конференции. А это уже вещь всем понятная и явно будет намного престижнее, чем быть инициатором.

— Ну хорошо, Павел, рада, что у тебя именно такая позиция. — с явным облегчением выдохнула замдекана. — А то я побоялась, что ты начнёшь разбирательства всякие устраивать, когда узнаешь, что, оказывается, это не ты инициатор. Обратишься к тому же товарищу Захарову, а мне потом по голове прилетит в любом случае гарантированно: либо от проректора, что тебя не остановила, либо от твоих влиятельных друзей, что не остановила проректора… А у меня не та весовая категория, чтобы кого-то останавливать…

— А это дополнительная причина, Эмма Эдуардовна, почему я в любом случае не стал бы устраивать какие-то разборки и скандалы по этому поводу. Всё, что я хочу от МГУ, — это спокойно здесь отучиться, получить диплом с отличием, если получится, и продолжить заниматься серьёзными взрослыми делами. А не подставлять тех, кто ко мне хорошо относится, вовлекая их в глупые разборки…

По лицу замдекана было видно, что она не на шутку рада тому, как взросло и ответственно я рассуждаю. Кивала, пока меня слушала, одобрительно, а потом сказала:

— Но всё же, Паша, по поводу научной карьеры ты так категорично не говори сейчас. Доучись уже до конца, а потом сядем, поговорим с тобой по поводу аспирантуры. Она всё же тоже имеет определённые преимущества…

Ну что ей ответить? Я, конечно, видел в аспирантуре одно преимущество, но и только: когда Горбачёв весь улей СССР разворотит, ткнув туда палкой, и всё начнёт рушиться, чтобы иметь какой-то авторитет среди так называемых реформаторов и попытаться повернуть их реформы по какому-то более разумному пути… А авторитет без учёной степени кандидата наук в таком молодом возрасте, мне тогда чуть больше тридцати будет, вряд ли получится наработать. Но я был наслышан, как тяжело и долго писались и защищались кандидатские диссертации в Советском Союзе, так что тут надо крепко думать и выходить вообще на всё это дело только при наличии железобетонных гарантий, что меня стопорить никто с защитой не будет, пока мне, скажем так, лет 35 не исполнится. А то знаю я, о чем седобородые аксакалы думают, что сидят сейчас в научных советах — что нечего слишком молодым защищаться, если доктора наук, сидящие на самых престижных позициях, свою кандидатскую только в 35 и защитили.

Но, естественно, всего этого говорить Эмме Эдуардовне я не мог, поэтому ограничился просто уклончивым обещанием подумать со временем. Но уже и это привело её в прекрасное расположение духа. Видимо, считает, что «я подумаю» — гораздо лучше, чем резко отрицательный ответ, и всё-таки уж она сумеет меня уговорить на аспирантуру…

Попрощавшись с Эммой Эдуардовной, поехал теперь уже в Верховный Совет. Занёс все экземпляры докладов Валерии Николаевне, попросил приказ о моем отпуске посмотреть. Кинула на меня недовольный взгляд, но с приказом ознакомила. А то знаю я этих махинаторов — «потеряют» мое заявление на отпуск, а потом скандал устроят, что в самоволку уехал. Нет уж, их проверять и проверять надо, никакого доверия у меня к ним нет.

Отнёс копии всех четырех докладов Воронцову.

В Комитет по миру заглядывать не стал: были серьёзные подозрения, что, как и с ЗИЛом может выйти — попадусь на глаза Ильдару, и он тут же начнёт вымаливать у меня очередную тему для рейда. Лежало, конечно, у меня ещё одно письмецо, по которому по мебельному магазину можно было бы выезд сделать. Но подождём до приезда, не буду спешить с этим, тем более мне хотелось бы самому в этом поучаствовать. Нет, конечно, не сомневаюсь, что материалы мне потом, после успешного рейда, и так бы передали, но писать о том, в чём лично я не принимал участие, будет как-то неудобно…

Дальше поехал в редакцию газеты «Труд», и там впервые за долгое время пришлось-таки подождать под дверью кабинета Веры. Десять минут, правда, ничего страшного.

— Привет, Паша, — обрадовалась она мне, когда пришла. — А я как раз недавно думала, что-то ты давно уже не появляешься с новыми статьями.

— Ну, Вера, лучше редко, да метко, — сказал я ей, вручая кулёк с двумя плетенками с маком, которые прикупил, пробегая мимо буфета в Верховном Совете. Знаю же, к какой сладкоежке еду… — Я в этот раз сразу три статьи привёз, потому что на три недели уезжаю с семьёй на Кубу, и не хотелось бы, чтобы статьи всё это время не выходили.

— Ого, — удивилась Вера. То ли количеству статей, то ли моей поездке на Кубу. — Ну что же, давай посмотрим, что там у тебя.

Открыв перед собой папку, она читала, одной рукой ловко переворачивая странички, а в другой держала и подъедала помаленьку плетенку. И взялась за вторую, прежде чем дочитала все три статьи. Шустро же она ест все сладкое, в одной плетенке аж двести граммов…

— Ну что же, Паша, видно, что ты, как обычно, тщательно поработал, лично у меня замечаний никаких нет. И, надеюсь, что, учитывая, что ты будешь в отъезде, ни у кого выше их тоже не появится.

Вера пожелала мне счастливого пути. И чтобы сам хорошо отдохнул, и чтобы дети здоровья набрались.

Поблагодарил её за добрые пожелания, и, выходя из редакции, глянул на часы. Ну надо же, 13:00. Умудрился уложиться за четыре часа до обеденного перерыва… В XXI веке не было бы ни одного шанса: с утра бы был гарантированно час пик, ближе к обеду бы новый час пик начался, и стоял бы я в одной пробке за другой. Может, максимум при удаче половину задач бы успел решить. Так, теперь после обеда Ионову надо позвонить, тоже предупредить…

* * *

Глава 10

Москва, квартира Ивлевых

Ионов отнесся к