ВЦ 3 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Ну, нет, так точно не пойдёт, Наташ, пойдём в коридор, поговорим. — Встал и пошёл не оглядываясь.

Вышла. Злая.

— Чего происходит-то? Это по работе. Я её вижу в первый раз. Чего ты на неё пыхтишь? Я тебя люблю. Наверное. Когда ты нормальная. Весёлая. Вот такая, — пальцами растянул ей губы в улыбке. Прыснула. Ну, во уже лучше. Поцеловал в носик, — Наташик. Это по работе. Это позволит мне заработать немного денег и даст работу десятку инвалидов. Героям войны поможем нормальную жизнь наладить. Что ты устроила?

— А чего она? — законный вопрос.

— А чего она? Пришла работать. Ей из моих рисунков нужно настоящие чертежи сделать. Вы давайте подружитесь. У тебя, кстати, что по черчению? Четвёрка? — Кивок смущённый. — Вот, она тебе в следующем году поможет по этому предмету пятёрку получить. Тебе ведь нужно золотую медаль?! Как ты будешь в актрисы пробиваться без золотой медали? Так, что иди, мирись, и в гости приглашай. Ей нужно увидеть и шкаф — кровать и складной стол.

— А ты?

— Чего я? Я через неделю выпишусь и тоже в гости приеду, нужно же маму Тоню поблагодарить за обеды. Ну и песню обещаю за неделю написать.

— Я тоже помогала готовить! — носик задрала. И получила в него поцелуй. Обнимашки.

— Кхм, молодые люди, место нашли! — за спинами образовался доктор мозгоправ Михаил Иосифович. Кажется, он даже ни разу фамилию не называл, да и медсёстры и санитары, все его Михаилом Иосифовичем кличут, и никто по фамилии.

— Всё, не будем. Вы же понимаете Михаил Иосифович, это все Окситоцин.

— Что простите, какой токсин?

Штирлиц опять был близок к провалу, как никогда. Значит, учёные ещё не выделили Окситоцин — гормон, который вырабатывается в мозгу, точнее в гипоталамусе, и который отвечает за любовь.

— И причём тут роды? Она беременна?

Ага, то есть гормон уже открыли. Только не знают, за что он отвечает.

— Вова, что ты говоришь? — зелёные глаза округлились, а лицо стало красное.

Твою, налево. На самом деле, чего плетёт.

— Что-то я переучился. Пойдём, Наташа. Неудобно Марину одну оставлять. Она же работать пришла.

— Вы недолго, через полчаса у меня вечерний обход пациентов, — доктор с неизвестной фамилией ушёл, подозрительно оглядываясь на шарахнутого молнией. Он вспомнил, что читал про гормон Окситоцин, который открыли англичане, и который проделывал разные выкрутасы с организмом женщин. Но этих данных даже в учебниках специальных нет. Откуда это школьник может знать?

Глава 14

Событие сороковое

Мы учимся, увы, для школы, а не для жизни.

Луций Анней Сенека

Школа — это место, где учителя требуют от ученика знаний по всем предметам, в то время как сами знают по одному.

Константин Мелихан

Ираида Константиновна пришла вовремя. Фомин лежал и читал учебник биологии.

— Здравствуй, Володя, — учительница подошла к кровати и чуть наклонив голову заглянула под локоть, чтобы рассмотреть обложку. — Молодец. — Ну, ещё бы учительнице биологии не обрадоваться, что ученик даже на больничной койке, да ещё в психушке, её предмет изучает.

— Здравствуйте, Ираида Константиновна. — Вовка подорвался на кровати.

— Лежи, лежи. Я на минутку буквально. Пришла вот спросить, не нужна ли помощь тебе, по каким предметам. Третьяков Вова говорит, что тебя бандиты избили, но ты хочешь всё же экзамены сдавать, — завуч присела на край табуретки.

Фомин выглядел впечатляюще. Его побрили налысо, и замотали голову бинтами, но так, что лысая макушка со следами от прошлого издевательства над его головой, а именно, пятью швами, была на виду. На всякий случай сегодня на перевязке медсестра решила и их мазнуть зелёнкой, но не рассчитала Вовкиного темперамента. Она мазнула, намотанной на стеклянную палочку ваткой и часть зелёнки брызнула Вовке на нос, он дёрнулся и стал вставать. А Зинаида Васильевна держала над его головой во второй руке пузырёк с зелёнкой. Он перевернулся и щедро окатил Фомина содержимым. Сейчас вся макушка и половина щеки была у Вовки зелёная. Пытались смыть, но эффект получился чуть ли не обратный. Цвет стал не такой насыщенный, а как Фантомаса рисуют, такой бледно-серо-зелёный.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Одним словом — заслуженный раненый Советского Союза. На себя страшно в зеркало смотреть. Всё утро после перевязки, Вовка мучил гитару. Старался написать песню. Хотя слово «Написать» тут не с большой буквы, а с маленькой. Ни разу не Вертинский и даже не Пахмутов. Потому написать — это значит, вспомнить слова. Перебрал кучу песен из молодости своей, и ни на одной не остановился. Они были другой эпохи. Не прозвучат. Да, ещё и по шапке получить можно. Совсем уже хотел остановиться на «Надежде», но совесть заела. Это перебор. Это одна из лучших песен у Пахмутовой и вообще в СССР. Это всё равно, что Гимн украсть. Потому отбросил Челенков гитару и, посмотрев на стопку учебников на тумбочке, взялся за биологию. Там задачек и примеров нет, просто читай текст.

И только пару параграфов прочёл и тут как раз учительница биологии. Прямо в жилу. Прогнулся. Фёдор Челенков Биологию в школе и потом в горном институте любил. Потому надеялся, что хоть и учился этот год урывками, сдать на четвёрку, а то и на пятёрку. И тут вот такой плюсик.

— Спасибо, Ираида Константиновна, учебники мне Вовка принёс. Лежу, вот, читаю, что ещё в психушке делать.

— Да, в психушке. Ну, надеюсь, с головой у тебя все нормально будет. Умный же парень, — завуч ткнула пальцем на стопочку учебников на тумбочке у изголовья. За ними стояла та самая немецкая гитара. — Играешь на гитаре? И песни поешь?

Настроение петь учительнице у Фомина не было, но тем не менее мотнул головой и ожидаемо услышал:

— У нас выпускной будет двадцать пятого мая, может, что сыграешь?

Выпускной! Бинго! Как сам-то не вспомнил. Вот лучшая песня для Наташи. Она именно в темпе вальса написана, как раз по современной моде, и она вполне на нейтральную тему. Если в семьдесят каком-то на всю страну прозвучала, то на тридцать лет раньше просто-напросто порвёт просторы интернета. Нда, жаль, интернета ещё нет.

— Хорошо, Ираида Константиновна могу спеть песню.

— А послушать можно? — ну, да сейчас не те времена. Ещё взбредёт в голову ушибленную какую-нибудь зэковскую — дворовую спеть.

Ну, ударим Окуджавой по неокрепшим юношеским мозгам. Вовка взял гитару устроил её на коленке и начал:

Ах, война, что ж ты сделала, подлая: Стали тихими наши дворы, Наши мальчики головы подняли — Повзрослели они до поры…

Смотрел на гитару и старался чуть речитативно — протяжный стиль Булата Шалвовича повторить.

Пусть болтают, что верить вам не во что, что идёте войной наугад… До свидания, девочки! Девочки, постарайтесь вернуться назад.

Вовка допел, положил гитару на кровать и только тут взглянул на завуча. Ираида Константиновна плакала. Нет, она ревела. Слёзы прямо ручейками стекали по щекам, добирали до подбородка и капали на сложенные на коленях руки. И она не пыталась этими руками вытереть их. Она и не думала о слезах. Она вся была в песне. Что-то задел в душе. Вовка глянул на эти руки. Вон следы мела под ногтями совсем даже без лака, а вон и кольцо на левой руке обручальное. Вдова. А сколько лет ей? Вовка и не задумывался. Тридцать? Может чуть больше? Уже была учительницей в 1941 и так же вот провожала учеников после экзаменов на Войну. И мужа проводила. Тоже, наверное, учителем был.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Фомин положил гитару и, убирая руку, чуть за струну задел. Она тренькнула и вывела учительницу из транса.